Читаем Жизнь взаймы полностью

Клерфэ направился через опустевший холл к выходу. Снаружи у входной двери слабо светился бледный фонарь. Лунный свет, проникая через высокие оконные проемы, образовывал большие ромбы на полу холла. У входной двери стояла Крокодилица.

— Доброй ночи, — пожелал ей Клерфэ.

— Good night, — ответила та, но Клерфэ понятия не имел, отчего это она вдруг заговорила по-английски.

* * *

Он спускался по извилистой дороге, пока не наткнулся на сани.

— Вы можете поднять верх? — попросил он кучера.

— Что… сейчас, в такую темень… да ведь и не холодно совсем!

Клерфэ не собирался везти Лилиан в открытых санях, но и искать объяснение у него не было никакого настроения. — Вам-то не холодно, а я только что из Африки, — ответил он. — Так, подымем верх?

Ну, это другое дело. — Кучер неторопливо слез с облучка и поднял тент. — Годится?

— Да. Пожалуйста, к санаторию «Белла Виста» и остановитесь у заднего входа. Лилиан Дюнкерк уже ждала. На ней была легкая шубка из черной каракульчи. Клерфэ не удивился бы, если бы она появилась в вечернем платье и без шубки. — Всё получилось, — прошептала она. — Йозеф дал мне свой ключ. За это я должна ему бутылку вишневой водки.

Клерфэ помог ей сесть в сани. — А где ваша машина? — поинтересовалась она.

— Она на мойке.

Лилиан откинулась назад в темноту саней, когда они развернувшись проехали мимо главного входа в санаторий.

— Это вы Хольмана не хотели расстраивать сегодня своей машиной? — спросила она чуть погодя.

Он взглянул на неё. — Причем тут Хольман?

— Было бы лучше, если бы он не видел вашей машины. Чтобы поберечь его.

Так оно и было. Клерфэ заметил, как сильно разволновался Хольман, увидев «Джузеппе».

— Нет, действительно, — ответил он. — Машину уже давно пора было помыть.

Он достал пачку сигарет. — Дайте и мне тоже, — попросила Лилиан.

— А вам можно?

— Естественно, — ответила она так резко и жестко, что он сразу же почувствовал фальшь в её ответе.

— У меня только «голуаз». Это черный, очень крепкий табак, специально для Иностранного легиона.

Знаю я эти сигареты. Мы их курили во время оккупации.

В Париже?

— Да, когда прятались по подвалам в Париже.

Он дал ей прикурить. — А откуда вы сегодня приехали? — спросила она. — Из Монте-Карло?

Нет, из Вьена.

— Вена из Австрии?

— Нет, из Вьена, это под Лионом. Вам, скорее всего, не знаком этот город, точнее сонный городишко. Единственная достопримечательность и гордость — это его ресторан «Отель де ла Пирамид», один из лучших во Франции.

Вы ехали через Париж?

— Нет, пришлось бы сделать большой крюк, Париж — дальше на север.

— А как вы добирались, по каким дорогам?

Клерфэ был удивлен, отчего это ей надо было всё знать, да еще в точности. — Ехал, как все едут, по обычному маршруту, — ответил он. — Через Бельфор и Базель. У меня были кое-какие дела в Базеле.

Некоторое время Лилиан молчала. — Ну и как оно было? — спросила она затем.

— Что? Поездка? Да, скучно. Кругом серое небо и равнина, пока не добрался до Альп. Окруженный темнотой, под пологом саней, он слышал, как она дышала. Потом, когда сани проезжали мимо ярко освещенного магазина часов, он увидел её лицо, которое странным образом выражало и удивление, и иронию, и боль. — Скучно? — проговорила она. — Равнина? Господи! Что бы я отдала, только бы не видеть больше эти горы!

Вдруг ему стало понятно, почему она расспрашивала его так подробно. Здесь горы были для больных стенами, лишавшими их свободы. Горы облегчали им возможность дышать и давали надежду, но вырваться отсюда эти люди не могли. Их мир был ограничен этой долиной высоко в горах, поэтому каждая весточка и новость снизу, с равнины, была для них посланием из потерянного рая.

И давно вы уже здесь? — спросил Клерфэ.

— Четыре года.

— А когда вам разрешат вернуться домой, вниз на равнину?

— Спросите Далай Ламу, — с горечью бросила Лилиан. — Он обещает это каждые два месяца как и наше обанкротившиеся правительства обещают один четырехлетний план за другим.

Сани остановились у поворота на главную улицу деревни. Мимо прошла шумная толпа туристов в лыжных костюмах. Яркой блондинке в голубом свитере вздумалось обнять лошадь за шею. Животное начало недовольно всхрапывать. — Come, Daisy, darling,[7] — крикнул блондинке один из туристов. Лилиан швырнула сигарету в снег. — Люди платят кучу денег, чтобы попасть в горы, а мы отдали бы всё, чтобы снова оказаться на равнине. Со смеху можно помереть, правда?

— Нет, — спокойно ответил Клерфэ.

Сани снова двинулись вперед. — Дайте мне ещё сигаретку, — попросила Лилиан.

Клерфэ протянул ей пачку. — Вы, конечно же, не можете этого понять, — пробормотала она. — Вы не можете понять, что мы чувствуем себя здесь военнопленными в лагере. Это не то, что в тюрьме; там, по крайней мере, знаешь, когда тебя выпустят. А здесь мы как в лагере, и сроков тут нет.

— Это понятно, — заметил Клерфэ. — Мне однажды самому пришлось побывать в одном таком.

— Вам? В санатории?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века