Ворон

“…прочь, исчезни без следа!
Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа!”
Ворон каркнул: “Никогда!”

Эффект пастиша, спорадически возникающий на отдельных участках повествования (VII, IX), возможно, был занесен ветерком постмодернистской литературы, которая в 1976 г. была в СССР на нелегальном положении. Впрочем, говорить о каком-либо серьезном постмодернистском уклоне в русских переводах “Ворона” этого периода нет оснований.

Следует отметить также такую интересную стилевую тенденцию перевода Донского, как тяготение к афористичности (ср.: “Но вселяет бодрость — слово” — III, 15; “Нет, бояться недостойно” — IV, 19; “Но ведь птицы повторяют, что твердят их господа” — XI, 62; “…ведь всему своя чреда” — XIV, 83).

Сравнительный анализ переводов послевоенного периода

Объем строфы и текста перевода. Все переводчики (кроме Лыжина и Воронель) сохранили количество стихов строфы, объем текста перевода у них соответствует объему текста оригинала. Воронель удлинила последнюю, XVIII, строфу на один стих, из-за чего общий объем составил 109 стихов. Лыжин решил обойтись без XV строфы, вследствие чего общий объем составил 102 стиха.

Размер. 8-ст. хорей для послевоенного периода стал нормой; все переводчики употребили также в последнем стихе строфы 4-ст. хорей; дополнительный 109-й стих в переводе Воронель представляет собой также 4-ст. хорей.

Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифм каждой отдельной строфы у всех переводчиков, кроме Лыжина, повторяет схему оригинала (у Воронель — отступление в трех строфах). Схема рифм перевода Лыжина резко отличается от схемы оригинала.

Отрадно отметить факт использования группой переводчиков (Василенко, Бетаки, Петров, Донской) единой сквозной рифмы, причем это не традиционная рифма на -ор, а рифмы на -ет (Василенко, Петров), -уть (Бетаки), -да (Донской) — последние две в качестве сквозной были обнародованы в русских переводах впервые.346 Остальные переводчики использовали по две (Оленич-Гнененко, Зенкевич) и даже по нескольку рифм (Лыжин, Воронель).

Принцип тавтологической рифмовки полностью выдержан лишь в переводах Петрова и Донского, остальные переводчики используют его в подавляющем большинстве строф (Оленич-Гнененко, Зенкевич, Василенко, Бетаки); в переводах Лыжина и Воронель этот принцип не соблюдается.

Переводчиками “третьей волны” были предложены следующие варианты передачи символа-рефрена “Nevermore”:

1. “Никогда” (Оленич-Гнененко, Воронель, Донской);

2. “Nevermore” (Зенкевич).

3. “Никогда” + “Nevermore” (Лыжин).

4. “Возврата нет” (Василенко, Петров);

5. “Не вернуть” (Бетаки).

Единственный рефрен, не употреблявшийся русскими переводчиками ранее, — глагол с отрицательной частицей Не вернуть! (Бетаки) — звуковой комплекс, соответствующий английскому рефрену (содержит три слога и “каркающий” звук р, правда, один; кроме того, первые звуки невер максимально приближены к английскому созвучию never); для полной конгениальности русскому рефрену недостает морфологической и семантической эквивалентности, хотя высказывалось мнение, что он “точен по смыслу (основное содержание поэмы — скорбь человека, оплакивающего умершую возлюбленную)”.347 Однако в случае морфологической удаленности двух рефренов ставить вопрос о смысловой близости (не говоря уже о “точности”) можно лишь в широком контексте. Тем не менее блестящая находка Г. Кочура, который впервые использовал рефрен в переводе на украинский, проторив дорожку русским переводчикам, заслуживает быть отмеченной. Однако при всем том, что целый ряд украинских исследователей (М. Стриха,348 О.П. Рыхло,349 В.М. Назарец и Е.М. Васильев350 и др.) рассматривают рефрен Г. Кочура “не вернуть” как адекватный английскому, предпочтение в целом отдается рефрену “дарма” (укр. — даром, напрасно, бесполезно, ничего, пустое, нипочем и др.), введенному в 1972 г. А. Онишко. Так, по мнению О.П. Рыхло, “дарма” “в значительной степени пересекается с семантическим полем английского “nevermore” и лучше всех других рефренов передает те звуки, которые естественно издает ворон».351 Воздерживаясь от анализа степени близости украинского “дарма” английскому “nevermore”, отметим, что нам не известен ни один орнитологический источник, который мог бы подтвердить приписываемый данному рефрену звукоподражательный эффект.