Вывод. В целом перевод Петрова насыщен заимствованиями и невольными реминисценциями. Так, уже зачин перевода (“Как-то в полночь, в час угрюмый…”; ср. также: “Над томами… я склонялся”) отсылает нас к тексту Бальмонта 1894 г. По целому ряду формальных компонентов перевод обнаруживает труднообъяснимое сходство с опубликованным в 1976 г. текстом В.М. Василенко (создан до 1956 г.). Однако образный ряд и концепции двух текстов не совпадают, что позволяет рассматривать их как самостоятельные произведения. Маловыразительное звучание рифмы частично компенсируется у Петрова подбором концевых слов, не использовавшихся предшествующими переводчиками, — это
Перевод Петрова отличается литературностью — здесь и жанровые реминисценции (Ворон — герой баллад, “дух баллады”), и пародийные ходы (например, XV, 86), и скрытая полемичность. Местом действия в переводе выбран личный кабинет героя — версия, которая имеет право на существование. Однако девятикратное повторение этого слова в сильной позиции создает совершенно ненужный акцент: чувство меры здесь явно изменяет переводчику. Оценочные характеристики Ворона любопытны (“Ты в отчаянье — воитель, / Ты в пустыне — искуситель” — XV, 87; ср. также оксиморон “вещий лгун” — XVII, 101), хотя они и выходят за пределы задач перевода. В трактовке сюжета переводчик непоследователен, здесь есть свои взлеты (XVI строфа) и падения (X строфа). Отметим также общую культуру стиха; удачную (XI, 65-66; XIV, 79-80) и оригинальную (XIII, 74) трактовку ряда “трудных мест”. (Выражения вроде “Ночью некому без дела постучаться в кабинет” — III, 17, единичны.)
Донской 1976
Сведения об авторе перевода. Михаил Донской (псевдоним; настоящее имя — Михаил Израилевич Явец, 1913-1996) — математик, переводчик.
Объем строфы и текста перевода. Соответствует оригиналу.
Размер. Соответствует оригиналу.
Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифмовки каждой отдельно взятой строфы соответствует оригиналу. Сквозная рифма — одна — на
Схема распределения мужских и женских рифм соответствует оригиналу; внутренние рифмы имеются.
Принцип тавтологической рифмовки в 4-5-м стихах соблюдается на протяжении всего перевода.
В первых семи строфах четыре концевых слова (по два раза употреблены слова “сюда”, “звезда”, “да”, один раз — “всегда”); одиннадцать последних строф оканчиваются традиционным рефреном “Никогда!” (в том числе пять раз употреблено «Ворон каркнул: “Никогда!”»).
Перевод 13-го стиха: “Шорох шелковой портьеры напугал меня без меры”.
Трактовка сюжета. Символы. В 8-м стихе образный ряд порядком редуцирован, “тень” исчезла: “Тлели головни в камине, вспыхивая иногда…” В малой кульминации за счет стилистической полифонии создается эффект пастиша:
Любопытна в связи с этим замена греческого первообраза (Афина Паллада) позднейшей римской параллелью (Минерва). Факт замены “нейтральной” (?) Паллады “фонетически значимой” Минервой А. Шарапова объясняет тем обстоятельством, что Минерва “является почти полной анаграммой Невермора”.343 Однако при столь широкой трактовке термина под анаграмму рефрена может подпасть не один десяток слов (вспомним хотя бы шекспировское слово Мортимер, которое должен был произносить скворец и которое, по мнению Генри Шепперда, могло повлиять на Nevermore344). К тому же Эдгар По недаром остановился на имени Pallas, а не Minerva — в частности, его привлекла “звучность” (“sonorousness”) самого слова Pallas.345
Эффект пастиша еще более ярок в IX строфе: