Звуковой строй. Рифмы и рефрены. У Бальмонта, Жаботинского, Брюсова, Звенигородского и Голохвастова схема рифмовки каждой отдельно взятой строфы повторяет схему оригинала. Единую сквозную рифму удалось удержать Звенигородскому, Вас. Федорову, Голохвастову (рифма на
Звенигородский, Вас. Федоров, Голохвастов. Как правило, у переводчиков по две сквозные рифмы и рифмы эти не оригинальны (отметим лишь рифму на
Принцип тавтологической рифмовки полностью выдержан лишь в переводах Жаботинского (1903, 1930) и Брюсова (1905), в остальных переводах он используется в подавляющем большинстве строф (по убыванию: Вас. Федоров; Брюсов, 1915; Звенигородский; Брюсов, 1924; Мережковский); у Бальмонта и Голохвастова он встречается спорадически, у Неустановленного переводчика отсутствует.
Переводчиками “второй волны” были предложены следующие варианты передачи символа-рефрена “Nevermore”:
1. “Никогда” (Мережковский; Бальмонт, 1894, 1911; Брюсов, 1905; Неустановленный переводчик; Голохвастов).
2. “Никогда уж с этих пор” (Звенигородский).
3. “Больше никогда” (Брюсов, 1915, 1924).
4. “Nevermore” (Жаботинский, 1903, 1930; Вас. Федоров).
Первый и третий варианты использовались еще переводчиками “первой волны”. Любопытны мотивы выбора варианта Бальмонтом: «Крик Ворона “Nevermore” в точности означает “Больше никогда”. Я передал его словом “Никогда”, во-первых, чтобы не менять размера подлинника, во-вторых, потому, что в данном случае одно слово сильнее, чем два».305
Брюсов аргументировал выбор забракованного Бальмонтом рефрена критерием точного смысла, хотя при этом признавал, что «конечно, вряд ли ворон может выкрикивать слоги “больше никогда”».306
Рефрен, предложенный Звенигородским, — “Никогда уж с этих пор” — содержит рекордное в истории русских переводов количество слогов (7). В устах птицы этот набор слов неправдоподобен, если не карикатурен.
Четвертый вариант — новаторский: факт употребления английского слова снимает целый ряд технических вопросов, но порождает проблему бытования текста как единого неделимого целого в рамках русского языка. (Об оценке этого эксперимента см. в разделе “Форма стиха”.) Автор (Жаботинский) попытался найти решение этой проблемы, не выходя за пределы текста перевода, перепоручив перевод слова… самому герою (см. стихи 48, 50)! Дискуссия о рефрене “Nevermore” возобновилась после публикации перевода М. Зенкевича (см. об этом в следующем разделе).
В двух случаях (Брюсов, 1905; Вас. Федоров) имел место отказ от рефренного принципа в первой части перевода, что не пошло последнему на пользу.
Все переводчики (за исключением Бальмонта) чутко отреагировали на 13-й аллитерационный стих: отметим три различных варианта Брюсова, а также строки Жаботинского и Голохвастова с обилием шипящих согласных.
Трактовка сюжета. Символы. В области трактовки сюжета наметилась тенденция отхода от романтического мифа, взлелеянного первым поколением переводчиков. Однако степень приближения к подлиннику по-прежнему невысокая.
Самый ответственный участок сюжетного поля (строфы XIV-XVI) сумел преодолеть один лишь Брюсов, да и то со второй попытки (1915). Отметим оригинальную (психологически затейливую) трактовку этого участка Вас. Федоровым, трактовку, не находящую соответствия в оригинале. Зафиксирован также факт прямолинейной, упрощенной и несколько сниженной трактовки сюжета (Звенигородский).
Метод “забегания вперед”, сопровождаемый оценкой персонажей и комментированием событий, оказался столь живучим, что ему отдали ту или иную дань Мережковский, Брюсов (в первой редакции 1905 г.), Вас. Федоров и Голохвастов. Так, изложенная Мережковским концепция Ворона как зловещей хтонической птицы, предвещающей несчастье, а также прокомментированный Вас. Федоровым процесс прогрессирующего отчаяния противоречили художественным задачам произведения. Меняя соотношение объемов сюжетного поля и внесюжетных элементов, переиначивая функции последних, переводчики видоизменяли первоструктуру стихотворения.