Ворон

В статье “Переводы стихотворные” (1919) Николай Гумилев выделил три способа перевода: “…при первом переводчик пользуется случайно пришедшим ему в голову размером и сочетанием рифм, своим собственным словарем <…> по личному усмотрению то удлиняет, то сокращает подлинник; <…> такой перевод можно назвать только любительским. При втором способе переводчик поступает в общем так же, только приводя теоретическое оправдание своему поступку: он уверяет, что если бы переводимый поэт писал по-русски, он писал бы именно так. Этот способ был очень распространен в XVIII веке. <…> XIX век отверг этот способ, но следы его сохранились до наших дней. <…> Поэт, достойный этого имени, пользуется именно формой как единственным средством выразить дух”.228 Оболенский, Кондратьев, Уманец, автор прозаического переложения и в значительной мере Пальмин выбрали для себя первый путь, Андреевский — второй. По третьему пути не пошел никто. Русская публика не получила своего “Ворона”. Следующему поколению переводчиков придется начинать практически с нуля.

3. ПЕРЕВОДЫ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА И ДОВОЕННОГО ПЕРИОДА (1890-1938)

Анализ текстов

Мережковский 1890

Сведения об авторе перевода. Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941) — прозаик, поэт, драматург, религиозный философ, критик, публицист, переводчик.

Объем строфы и текста перевода. Каждая из 18 строф состоит из 12 стихов. Общий объем составляет 216 стихов (18 х 12), что ровно в 2 раза превышает объем оригинала.

Размер. Десять стихов строфы написаны 4-ст. хореем, в 11-м и 12-м стихах чередуется 2-3-ст. хорей.

Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифмовки строфы — aabcdde(d)cfcgc. Сквозные рифмы на -го (6 строф) и -да (12 строф). Этот набор сквозных рифм уже был опробован в 1878 г. Андреевским. Однако в переводе Мережковского эффект сквозной рифмы — го ослабляется — сюда вклинивается рифма — да (II строфа). Распределение слов с мужскими и женскими окончаниями ЖЖЖМЖЖЖМЖМЖМ. 11-й стих не рифмуется с каким-либо другим стихом; внутренние рифмы отсутствуют.

Принцип тавтологической рифмовки в 8-м и 10-м стихах (что соответствует 4-5-м стихам оригинала) в целом выдерживается (отступления в строфах V, VII, XII, XIII, XV).

Шесть строф оканчиваются рефреном “(и) больше ничего”, одиннадцать строф — рефреном “Никогда”. (В XI строфе удвоение: “Никогда, — уж больше / никогда!”)

Перевод 13-го стиха: “…занавески шелк пурпурный / Шелестел…” (чередование свистящих и шипящих).

Трактовка сюжета. Символы. В первых восьми строфах переводчик старается следовать сюжетной схеме оригинала, трактуя сюжет упрощенно и несколько прямолинейно. Большая потеря перевода — невнимание к конкретным значимым деталям подлинника. Так, 8-й стих оригинала “And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor” переиначен так: “В очаге под пеплом угли / разгорались иногда”. Образ тени-призрака, придающий всей картине оттенок ирреальности, — провозвестник иной, зловещей тени, которая покроет в финале стихотворения душу героя. Переводчик с легкостью отбрасывает этот образ, рисуя довольно плоскую бытовую сценку.

Малая кульминация — лучшая строфа перевода:

Я открыл окно, и странный
гость полночный, гость нежданный,
Ворон царственный влетает;
я привета от него
Не дождался. Но отважно, —
как хозяин, гордо, важно
Полетел он прямо к двери,
к двери дома моего,
И вспорхнул на бюст Паллады,
сел так тихо на него,
Тихо сел, —
и больше ничего.

Однако и она не безупречна. Вновь, как и у Пальмина, появляется отсутствующий в оригинале мотив тишины (VII, 82-83); с другой стороны, опущены указания на многочисленные “взмахи” и “трепыхания”, которыми сопровождалось появление Ворона.

Срединная IX строфа в переводе Мережковского — особая. Фактически здесь в свернутом виде излагается концепция Ворона как зловещей хтонической птицы, предвещающей несчастье. Эта точка зрения, вложенная переводчиком в уста героя (которому пришлось взять на себя роль толкователя и прорицателя), восходит к части традиционных мифологических представлений о Вороне:229

..........

Тот не жди себе отрады,
в чьем дому на бюст Паллады
Сядет Ворон над дверями;
от несчастья никуда, —
Тот, кто Ворона увидел, —
не спасется никуда,
Ворона, чье имя:
“Никогда”.