Вывод. Перевод неудачен. Переведя стихотворение фактически размером подлинника, переводчик выделяет полустишия отдельными стихами, разбивая 8-ст. хореический стих на два 4-ст. стиха. Неслучайный характер такого графического решения подтверждают и все последующие прижизненные публикации переводного текста (в том числе и в книге Мережковского “Символы”).230 Скорее всего сказалась традиция визуального восприятия русской строфы “Ворона” как вытянутой “по вертикали”, а также неупотребительность 8-ст. хорея в русской поэзии рассматриваемого периода. Главный просчет Мережковского в области метрики заключался в том, что последний 6-й стих каждой строфы он переводит 5-ст. хореем, плохо сочетающимся с 8-ст. хореем (У По последний стих — 4-ст. хорей.231) Разбивка 5-ст. хорея соответственно на 2-ст. и 3-ст. (или 3-ст. и 2-ст.) стихи — логическое продолжение предшествующей нелогичной работы переводчика, при этом предпоследний нерифмующийся стих неуклюже “провисает”.
В области трактовки сюжета перевод Мережковского мало чем отличается от ранних переводческих версий. Взяв за основу общую сюжетную схему, переводчик выказывает равнодушие к конкретным значимым деталям подлинника. В IX строфе переводчиком предпринята попытка дать резюмирующую оценку феномену Ворона — это неуместное философствование самым губительным образом отразилось на философии русского стихотворения. Глубокий символизм “Ворона” не был усвоен переводчиком, а принцип последовательного и постепенного наращивания символьности был им вообще проигнорирован.
Тем не менее в сравнении с ранним периодом 1878-1887 гг. перевод Мережковского — ощутимый шаг вперед. Во-первых, был преодолен суеверный страх русских переводчиков “Ворона” перед хореем. Во-вторых, Мережковский-поэт (но не Мережковский-переводчик) на голову превосходил своих предшественников, и это превосходство порой сказывалось в культуре стиха. Так, Валерий Брюсов достаточно высоко оценивал отдельные места перевода Мережковского, в частности строки: “И казалось мне: струило / дым незримое кадило”232 (XIV, 157-158). Попытку “реабилитировать” перевод Мережковского предпринял современный исследователь его текстов. Отмечая, что “кроме ряда семантических неточностей, перевод характеризуется упрощением стилистики подлинника”, К.А. Кумпан заключает: “Несмотря на перечисленные вольности, перевод точно (?? —
В истории русских переводов “Ворона” переводу Мережковского принадлежит роль промежуточного звена: он сигнализирует о том, что старый переводческий период уже закончился, а новый стоит на пороге.
Бальмонт 1894
Сведения об авторе перевода. Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) — поэт, критик, эссеист, переводчик.
Объем строфы и текста перевода. Соответствует оригиналу.
Размер. Соответствует оригиналу.
Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифмовки каждой отдельно взятой строфы соответствует оригиналу, однако схема рифмовки всего стихотворения у Бальмонта иная из-за отсутствия единой сквозной рифмы (
По —
Бальмонт —
Повторяющиеся и сквозные рифмы на
Принцип тавтологической рифмовки в 4-5-м стихах в большинстве строф не соблюдается (7:11).
Две строфы (I и III) оканчиваются стихом “Гость стучится в дверь ко мне” (в оригинале стихи 6 и 18 совпадают не полностью); три строфы завершаются уже встречавшимся рефреном “больше ничего” (Андреевский, Аноним, Мережковский); в одиннадцати строфах употреблен традиционный рефрен “Никогда” (Пальмин, Кондратьев, Мережковский). Всего же слово “никогда” встречается у Бальмонта 13 раз (по 2 раза в X и XII строфах). Проявляя больший в сравнении со своими предшественниками интерес к звуковой стороне оригинала, Бальмонт тем не менее слабо использовал тавтологическую рифму в 4-5-м стихах каждой строфы; не прибег он и к удвоению (с усилением) слова
Перевод 13-14-го стихов — явная неудача русского поэта.