В тени родных деревьев

Платье матушка мне сшила,
Складки шелком шелестели.
Полюбуйся, друг мой милый,
Как оно сидит на теле!

Парни отзывались:

Не сравняться с павой квочке,
Хоть на платье оторочки!

Гедия пригласил Мариту на танец. Марита озарила его мягким светом своих глаз и вплыла в круг. Легко летела Марита, раскинув руки, и мы загляделись на нее. Как она была хороша, когда вдруг вскидывала из-под опущенных ресниц быстрый взгляд! Точно летучий ветерок плясал над метелками тростника! Все затаили дыхание, и тут, — как раз, когда Марита должна была в последний раз обойти круг, — показалась в дверях церкви бабушка Лелаури, подошла, нахмурясь, и вывела девушку за руку из круга.

Марита стояла перед ней с виноватым и пристыженным видом — точно ее уличили в чем-то зазорном…

— Да разве он тебе ровня, этот несчастный? — сказала старуха строго, с укоризной, отведя Мариту в сторонку.

Впервые сердце Мариты узнало жгучую боль…

А Гедию его всепоглощающая любовь сделала мишенью для насмешек. Разве можно всю свою душу, все свои помыслы посвятить женщине? Да этак и времени никакого не хватит — ведь у деревенского человека тысяча дел, тысяча забот! А Гедия глаза свои проглядел, вслед Марите глядючи!

Молодцу к девичьей юбке
Льнуть и липнуть не под стать.
Все в свой час: ласкать красотку,
Целовать и миловать…
А порой на люди выйти,
Чтоб от жизни не отстать!

Но Гедия уже о жизни и не думал — совсем толк потерял парень!

Как-то вечером донесся до меня через улицу разговор Хатуты, матери Гедии, с сыном. Старуха, подоив корову, споткнулась о камень, уронила подойник и разлила молоко.

— Состарилась я, сынок, — говорила она со слезами в голосе. — Сил нет больше работать, глаза плохо видят. Брожу как в тумане, и мерещится мне, будто я в саван закутана! Приведи жену, чтобы было кому огонь в очаге разжигать! Вот к Марите посватайся — такую со свечой поискать!

Не знала Хатута, что ее сын давно уже обезумел от любви к Марите! Не то что посвататься — готов был за белы ручки схватить и увести среди дня, и даже голову за это сложить! Да и Марита была согласна — боялись только бабушки Лелаури.

Взвилось пламя любви! Взвилось, запылало…

Марита и Гедия могли бы сказать друг другу, как Вис и Рамин, герои старинной повести «Висрамиани»: «Не знать мне счастья ни с кем, кроме тебя, и не знать тебе счастья ни с кем, кроме меня! Я — май, а ты — весна», или спеть словами народной песни:

Пусть хоть девять солнц сияют,
Без тебя я стужей скован!

Любовь охватила все существо Гедии до самых сокровенных глубин. Марита и Гедия были, как говорится, созданы друг для друга, но судьбу их решила бабушка Лелаури.

— Гедия? Что ж, парень не плохой, да ведь нищ, семьи не прокормит. Не просватаю за него, не дам в обиду единственную мою внучку! Довольно трепала и когтила нас бедность!

И уронила слезу на шерстяную кудель, что сматывалась витою ниткой на быстрое веретено.

Тогда ей замолвили словечко за овчара Шетэ; этот пришелся бабушке по душе.

— Шетэ? Овцевод, хозяин, богатей… Живет в довольстве… Его отары, говорят, тучами покрывают Триалетские горы, а примутся их доить — словно молочный дождь хлынул!

— К закромам да к погребам Шетэ без лестницы и не подступишься! Все у него полно через край — кувшины, лари, бочки, корзины! Будет моя Марита жить привольно! Нет, не написано ей на роду быть бедняцкой снохой! Пусть жизнь ее розами осыпает, пусть солнышко ей путь позолотит! Она этого достойна! — сказала непреклонная старуха.

Эти ее слова решили дело, и ничто уже не могло их перебороть.

Отец Мариты, Чачика, поднял было голос на семейном совете:

— Что за лад да совет без любви? Не задастся жизнь, расплетется, распустится в руках рыхлое тканье! Не купишь за золото счастья! — но и он не решился обречь дочь на горькую бедность. Да и теща одернула его сурово:

— Довольно с меня и того, что дочь моя намаялась… Да и сами мы хлебнули горя немало!

Так и выдали Мариту замуж за немилого, нелюбого, нежеланного… Достался ей в мужья желчный, спесивый, грубый человек, с волчьей повадкой.

С пылающим лицом выслушала Марита приговор, обмерла, узнав, какая ей уготована судьба. Но что ей было делать? Не раз, зажмурив глаза, воображала она себя рядом со своим Гедией… Великие надежды рассыпались в прах!

Обрушился звездный венец… Почернела серьга — огненный лал…

Когда кончилась свадьба, с Мариты и с Шетэ сняли шашками и кинжалами брачные венцы — в знак того, что отныне их никому не разлучить без сабли и кинжала, без боя и кровопролития. И началась для Мариты сумеречная, безрадостная жизнь…

Шетэ, сухой, неприветливый, угрюмый, был никому не мил и никого ни во что не ставил; жадный до жизненных благ, он по десять раз на дню пересчитывал своих овец, и все ему было мало.