— Поторопились мы, — проворчал Росомаха. — И схлопочем горячку...
— Есть мысль. Отсюда до Зассенхофа и версты не будет, — сообразил Лабрюйер. — А там кирпичный вокзал, который отапливается. Вовсе незачем мёрзнуть вдвоём. Я сейчас останусь, поброжу тут, а через полчаса ты меня сменишь.
— А если ты пойдёшь топтать землю за кем-нибудь? Как я тебя отыщу?
— На маршруте от Нейбургской до «Мотора». Ну, поезжайте.
«Руссо-Балт» укатил, Лабрюйер остался.
Вспомнив молодость, когда ему, начинающему полицейскому агенту, и на дереве по два часа сидеть приходилось, он стал искать наблюдательный пункт и первым делом подумал о «Панар-Левассоре». Автомобиль был роскошный — имел четырёхместный кузов и не брезентовый верх, как у орманской пролётки, а настоящую крышу и застеклённые окна. При свете фонарика, ловкости рук и особом навыке можно было отворить дверцу и забраться вовнутрь. Дверца открылась удивительно легко.
Мягкие кожаные сиденья промёрзли насквозь. К ним и прикоснуться было страшно. Лабрюйер, опершись рукой о переднее сиденье, посмотрел, нет ли на заднем какого-нибудь пледа или ковровой полсти, как бывает у орманов.
На заднем сиденье лежал здоровенный тулуп. А в тулупе, если прислушаться и уловить дыхание, — спящий человек. Высокий воротник прикрывал всю голову, имелась лишь щёлочка для носа.
— Ничего себе... — пробормотал Лабрюйер.
Он вылез из автомобиля, прошёлся взад-вперёд, обошёл дом, увидел в двух окнах свет — там кто-то, возможно, уже готовился к трудовому дню. Но стоять зимней ночью, как телеграфный столб, удовольствие сомнительное — даже в тёплых сапогах ноги у Лабрюйера немного зябли. Он решил опять пройтись и подошёл к автомобилю.
Там его ждал сюрприз. В кузове пронзительно задребезжало и тут же смолкло. Лабрюйер шарахнулся и не сразу понял, что этот страшный звук издаёт обычный будильник, у него у самого был такой же.
Он отскочил и чуть ли не по воздуху перенёсся за угол дома.
Дверца автомобиля отворилась, оттуда с трудом выбрался человек в тулупе. И тут же Лабрюйер послал ему в лицо луч электрического фонарика.
— Фирст! — воскликнул он, сразу выключив фонарик.
— Вы, Гроссмайстер?
— Кто же ещё...
— Сюда, скорее...
Они сперва спрятались за автомобилем, потом перебрались за сарай.
— Я тут со вчерашнего вечера торчу, — докладывал Фирст. — Знал, что придётся ночевать, разжился тулупом. Слушайте — там, на втором этаже, живёт блондинка, которая вам нужна. Она приезжает то одна, то вместе с кавалером. Он остаётся ночевать. Автомобиль — его. Я не уверен, что кавалер служит на «Моторе», хотя тогда, помните, он тогда выехал со двора «Мотора». Хочу в этом убедиться.
— А как? Если он утром поедет на службу, ты же за ним не побежишь.
— Зачем бегать? Всё гораздо проще. Я посоветовался с нашими шофёрами, они объяснили, какой проводок выдёргивать... Глядите...
Фирст, скинув свой неуклюжий тулуп, в котором впору было на Северном полюсе ночевать, подбежал к автомобилю, приподнял капот, запустил туда руку, пошарил и действительно что-то дёрнул. Потом, очень довольный, вернулся к Лабрюйеру.
— Получилось!
— И что дальше?
— Я же говорю — два дня тут околачивался, кое-что разведал, просто сразу не докладывал. Кстати, я уже начал писать отчёт о расходовании денежных средств.
— Сможешь сегодня сдать?
— Думаю, что смогу. Так вот — «Мотор» построили на отшибе, рабочие в основном селятся поблизости, а кто с правого берега Двины добирается, так те или трамваем едут, но от трамвая далековато идти, или на своих автомобилях, или помесячно нанимают ормана. Орману выгодно — утром запрягаешь, и сразу тебе седок, кунд. Другое дело — что от завода до хотя бы Агенсберга идти порожняком. Сейчас наш кавалер попрощается с дамочкой, выйдет — а мотор-то не работает. До завода недалеко, он побежит пешком, я — за ним. Если он служит на заводе, то войдёт в ворота, и тут уж я придумаю, как у рабочих узнать его имя. А если нет — то, значит, он возьмёт ормана из тех, что привезли кундов, и поедет куда ему надо. А я возьму другого ормана, покачу следом и разберусь, где этот любовник служит.
— Очень хорошо, — согласился Лабрюйер. — А я тогда тут останусь, попробуем разобраться, что за дамочка и какой в ней тайный смысл...
Тут раздался первый гудок, более похожий на мощный свисток. Он долетел издалека, и в соседних домишках минуту спустя стали зажигаться окна. Кое-где встали спозаранку, и гудок лишь намекал, что пора поторопиться.
Они прождали минут двадцать, Фирст — в тулупе, Лабрюйер — в тёплой тужурке. Наконец кавалер вышел. Был он довольно высокого роста, крепкого сложения, в длинном пальто, словом — монументален. Он как следует раскрутил торчавшую спереди ручку стартера, чтобы завести двигатель, результата не добился. Подняв капот, он что-то потрогал внутри, но, не имея фонарика, понять, в чём беда, не сумел. Выругавшись, он поспешил к «Мотору» пешком.