— Это только начало. И это меньше, чем одиннадцать пуль. Помоги-ка...
Росомаха, поняв, взял обе руки своей пленницы в одну и затолкал одеяло в рот Краузе.
— Энгельгардт, очевидно, сумел доползти до какого-то дома, где его спрятали. Сейчас эти люди могут, уже никого не боясь, дать показания. Затем он нашёл старого приятеля и вместе с ним покинул Ригу. Этот приятель помог ему с новыми документами и поделился своей фамилией.
Краузе замотал головой.
— Увы, именно так всё и было, — даже с некоторым сочувствием сказал Лабрюйер. — В Стокгольме он разжился деньгами и решил наконец отомстить доносчику. С фальшивыми документами он вернулся в Ригу. И тут он совершил ошибку. Ему нужно было, зарядив браунинг, просто-напросто сразу прийти к вам так, как мы сейчас пришли, и засадить вам в грудь семь пуль. Говорят, есть браунинги на десять патронов, я пока не видел. Ну, всё-таки — не одиннадцать... Или ухитриться подсыпать вам яд. Яд он с собой привёз, огнестрельное оружие у него тоже имелось. А он вздумал прогуливаться по Романовской. Там его увидели и опознали два человека. Первый — мой свидетель, который сейчас надёжно спрятан. Второй — или вы, или ваша жена. Кто выследил Энгельгардта — неважно. Важно, что вы с супругой пришли к нему в комнату на Выгонной дамбе и убили его. И тут у меня есть свидетели. Хотите оправдаться?
Краузе закивал. Лабрюйер избавил его от одеяла во рту.
— Это всё — ложь, ложь, свидетелей вы подкупили! — заявил Краузе. — Не было в Риге никакого Энгельгардта. Приехал какой-то похожий на него человек, где-то поселился, при чём тут мы?
— Вот шведский паспорт Энгельгардта, — Лабрюйер достал из кармана документ. — Полицейские обнаружили тело без документов. Понимаете? Один добрый человек телефонировал в сыскную полицию и объяснил, чей труп лежит в комнате. И теперь к этому трупу приводят всех, кто семь лет назад был знаком с Энгельгардтом. Я уверен, что несколько человек его уже опознали.
— Мы тут ни при чём!
— А сейчас помолчите минутку. Пусть скажет ваша супруга.
Росомаха освободил рот жены Краузе.
— Мы ни в чём не виноваты! — сразу заявила она.
— Совсем ни в чём? — Росомаха, удерживая её одной рукой, другой вытащил из кармана шарф-удавку и картинно им взмахнул.
Женщина закричала было, но крик получился коротким — крепкая ладонь запечатала ей рот, а нарядный крепдешин опустился на лицо. Прикосновение шарфа-удавки ввергло её в безумие — она завертелась и забила в воздухе ногами.
— Надо же, как дама испугалась модного шарфика, — язвительно заметил Росомаха. — Отчего бы вдруг? Краузе, перестаньте наконец врать. Люди, что живут в меблированных комнатах на Выгонной дамбе, видели мужчину и женщину. Если вас предъявят этим людям — сами понимаете, что получится. А теперь — кто на самом деле заседал в Федеративном комитете?
Краузе молчал.
— Кто на самом деле заседал в этом проклятом Федеративном комитете? Имена! Ну? — Лабрюйер был спокоен, но, хорошо себя зная, он иногда побаивался собственного спокойствия — мог, долго себя сдерживая, вдруг сорваться, а опомниться, уже когда кулаки ободраны о вражеские рожи.
— Фридрих Ротман...
— Враньё. Вы показали на Ротмана, остальные свидетели были мертвы или сбежали, проверять это дело тогда не стали.
— Рихард Берзинь, актёр.
— Рихард Берзинь, актёр, — повторил Лабрюйер.
— Где он сейчас?
— Я не знаю.
— Плохо. Ещё! Ваш племянник Ламберт тоже там заседал?
— Нет.
— Значит, заседал. Ещё?
— Эрик Шмидт. Он учился в политехникуме.
— Эрик Шмидт. Ещё?
— Я не уверен...
— Уверены, уверены, — ободрил его Лабрюйер.
— Я там как-то видел Феликса Розенцвайга...
— Как он выглядел? — на всякий случай спросил Росомаха.
— У него очень светлые кудрявые волосы, — подумав, ответил Краузе. — Он высокий, выше меня. Он там был чуть ли не главный.
— Феликс Розенцвайг... Ещё! — потребовал Лабрюйер.
— Ещё какой-то латыш был, из анархистов, очень кричал о победе пролетариата и что нужно уничтожить государство.
— Какой-то латыш... А Теодор Рейтерн там тоже был?
— Какой Рейтерн? Да, Рейтерн, я вспомнил! Он был там, он там заседал! Я его там видел!
— Этот как выглядел?
— Плотный, среднего роста... на своего батюшку похож...
— Шмидт, Берзинь, Рейтерн, Розенцвайг. Это все? Не считая вашего племянника?
— Племянник не состоял в комитете! Ещё тот анархист.
— А племянника вашего где искать?
— Как будто вы не знаете...
— Ясно. Ну, Краузе, шарф мы забираем. Если успеете собраться и удрать — ваше счастье. Вы тот ещё сукин сын, но... но поторопитесь. И если бы вы с женой не убили Хуго Энгельгардта — он бы вас убил, дети бы сиротами остались. Мы уходим. Попытаетесь поднять шум — вам же хуже будет. Телефонировать в полицию — дело пяти минут.
— Уходим, — согласился Росомаха и очень галантно добавил: — Спокойной ночи, госпожа Краузе.
Они быстро вышли на кухню и сбежали по узкой лестнице во двор.
— Ну, что? — спросил Барсук.