— Эрик Шмидт, Рихард Берзинь, Теодор Рейтерн, Феликс Розенцвайг. И безымянный анархист, который сейчас уже где-нибудь в Австралии, — ответил Росомаха. — Ну, веди нас, брат Сусанин. Нужно поскорее выбраться и успокоить Хоря. Он на улице, наверно, уже переволновался.
— Шестеро детишек — кто им мамку заменит... — Лабрюйер вздохнул и спустил с лица платок. — Мамка и тятенька — те ещё сволочи... Ну, есть ещё и Божий суд. Посмотрим, как Господь с этим семейством управится. Покойный Энгельгардт тоже был не рождественский ангелочек. Идём...
Они дворами вышли на Невскую и поспешили к Романовской — снимать Хоря с поста.
— Ну, что? — спросил Хорь.
— Четыре имени, — доложил Лабрюйер. — По крайней мере трое годятся в подозреваемые. Эрик Шмидт, Теодор Рейтерн и Феликс Розенцвайг. Да ещё непонятно, куда подевался племянник Краузе — Ламберт.
— Рейтерн... — повторил Хорь. — Ну, точно — он! Рейтерн — брат Гели! Теодор Рейтерн! Это с ним меня в Латышском обществе знакомили!
— Тогда его нужно вычеркнуть из списка подозреваемых.
— Почему? — разом удивились Хорь и Росомаха.
— Потому что госпожа Лемберг, которая на самом деле госпожа Крамер, ещё только начинает вокруг него петли вить.
— Леопард, ты ошибаешься. Если эта госпожа Крамер — агент Эвиденцбюро, то да — Рейтерн вне подозрений. А если она и есть тот итальянец, который теоретически должен появиться в Риге? — спросил Росомаха. — И она подбирается к братцу через подружек сестрицы?
— Господа, если вам угодно до утра на перекрёстке торчать, то я лучше пойду греться, — объявил Акимыч. — И вам, кстати, рекомендую. Служить Отечеству с соплями по колено — это моветон.
— У Горностая ты таких афоризмов нахватался, что ли?
Они через чёрный ход забрались в лабораторию и там приготовили себе горячий и крепкий чай. Хорь завёл небольшое хозяйство — крендельки в жестяной коробке, баночку мёда.
— Нужно присмотреть за этими Краузе. Мало ли что — так чтобы знать, куда их понесёт нелёгкая, — рассуждал Росомаха. — Леопард, ты ведь разговаривал с их бывшей горничной? Может, ещё раз к ней сходишь, узнаешь, где у этих Краузе родня?
— Если у них в головах мозги, а не сенная труха, они побегут туда, где их искать не станут, — возразил Лабрюйер. — Я бы в таком деле, как анархисты в шестом году, утекал в Швецию.
— У них детишки, — напомнил Акимыч. — Самых младших они могут оставить родне. Росомаха прав — надо бы сходить к горничной.
— Я завтра весь день буду заниматься заводом «Мотор», — сказал Лабрюйер. — Доберусь до Фирста, узнаю, какие сокровища он откопал, и сам поеду на Нейбургскую улицу. Думаю, Хорь не станет возражать. И не забывайте, что по «Мотору» расхаживает фальшивый Собаньский и всюду сует нос.
— Я сам завтра поеду к Горностаю, пущу его по следу Эрика Шмидта и Эрнеста Ламберта. Он там, на «Фениксе», уже со всеми подружился, все его в гости зовут, того гляди — женят. Заодно отвезу ему «Атом» и прикажу снять Розенцвайга.
— Благодарю.
— И буду искать Минни и Вилли. Пусть расскажут про новые подвиги своей итальянской учительницы! — Хорь вызывающе взглянул на Лабрюйера, но ни малейшей критики этой затеи не услышал.
— Да, учительница очень подозрительная, — согласился Акимыч. — А я продолжаю разрабатывать Феррони с его дружком. Они всё больше дома сидят, бедняжки. Но если Эвиденцбюро в них вцепилось, то ещё к чему-нибудь приспособит — не только за Леопардом и Хорём землю топтать. Познакомлюсь с соседями и посмотрю, нельзя ли сделать от их телефона отводную трубку. Соблазню вдовушку... Да что вы ржёте, жеребцы стоялые? Я её финансово соблазню. Скажу — если сделать секретную отводную трубку, то она сможет пользоваться телефонным аппаратом бесплатно.
— Так это ж тебе придётся постоянно у вдовушки сидеть. Ох, Акимыч!.. — Росомаха погрозил товарищу пальцем.
— Отчего же? Ты, Росомаха, баб не знаешь. Если появится отводная трубка — думаешь, она не станет подслушивать? Тут бы ни одна женщина не удержалась! Ей же любопытно — два братца, девиц к себе не водят, живут тихо, а ну как старший — её судьба? А добрый дядюшка Акимыч мораль читать не станет, ещё и похвалит... — Барсук тихо засмеялся. — И просить не придётся, вдовушка всё сама доложит.
— Ну, ты знаток, — с некоторой завистью молвил Росомаха.
— Хорь, давай-ка мы этих двух кавалеров выпроводим и потолкуем, — предложил Акимыч. — Что-то мне не нравится, как ты глядишь...
— В самом деле, пойдём, Росомаха, — позвал Лабрюйер. — У меня переночуешь.
— А пойдём, — и уже на улице Росомаха спросил: — А что такое Акимыч учуял? Он ведь старый хитрый черт...
— То учуял, что наш командир по краешку ходит. Он в одну барышню, кажись, влюбился, а барышня невесть где откопала госпожу то ли Лемберг, то ли Крамер, и берёт у неё уроки итальянского. А я вот думаю — не госпожа ли Крамер эту красавицу нашла и в доверие втёрлась, чтобы подобраться к Хорю? Мне кажется, его маскарад они давно уж раскусили.
— Только не говори Горностаю. Сами разберёмся, — сказал Росомаха. — А что за барышня? Откуда взялась?