Наблюдательный отряд

Лабрюйер пил кофе в салоне и глядел в окно на прохожих, когда Ян позвал к телефонному аппарату.

— Любовник — Эрик Шмидт, служит на «Унионе», — доложил Фирст. — А «Унион» — это у нас что? Это изготовление и монтаж электрического оборудования для военного флота. Вот такие пироги...

— Умеет эта дамочка выбирать себе любовников, — заметил Лабрюйер.

— Продолжать?

— Нет, передадим Шмидта другому человеку.

Лабрюйер имел в виду Енисеева.

Енисеев трудился на «Фениксе», а «Унион» аккурат напротив «Феникса», достаточно перейти Петербуржское шоссе. Надо полагать, он и среди унионовских чертёжников и канцелярских служащих уже завёл знакомства, так ему сподручнее будет разобраться. Когда Фирст пообещал завезти отчёт со всеми своими расходами и повесил трубку, Лабрюйер подумал: «Лучше было бы, чтобы это решение принял Хорь...»

Он видел, что в отряде разворачивается странный поединок. Хорь — против Горностая, и Хорь переживает этот поединок всерьёз, а Енисеев ведёт себя так, будто ничего не замечает. Лабрюйер был на стороне Хоря. Он понимал, как молодому трудно противостоять старому, опытному и ехидному. И понимал также, что Хорь должен научиться справляться в таких случаях сам.

Явился Хорь, как и обещал, через два часа. Прогулка не помогла — он был мрачен и недоволен. Лабрюйер пересказал ему донесение Фирста.

— Но если источник сведений — Шмидт, то вся твоя бурная деятельность по поиску маньяка — коту под хвост. Значит, не шантаж, а обычный древний способ добычи сведений в постели, — сказал Хорь. — Мы это проходили.

— Маньяка я установлю и позабочусь, чтобы он получил по заслугам, — хмуро сказал Лабрюйер. — И даже если врачи докажут, что он не в своём уме, уютной палатой на Александровских высотах он не отделается... как бедный Клява...

— Да, Кляву жалко. Он, наверно, совсем зелёный был, когда попал в эту историю.

— И зелёный, и слабый. Видишь, не выдержал. Теперь его уже никогда не вылечат. Ты карту принёс?

— Принёс... Послушай, Леопард, ты ведь за барышнями ухаживал?

— Было дело, ухаживал.

— Какие предлоги ты придумывал, чтобы телефонировать?

— Хм... Давай-ка лучше говори прямо. Ты придумал предлог, чтобы телефонировать Вилли, но он тебе самому не нравится?

— Я Минни встретил. В книжной лавке. Она меня не заметила. Я смотрел карты, а она хотела купить ноты. Я прислушался — ноты ей велела купить эта проклятая итальянка, Лемберг, и сама записала на бумажке, какие именно. Приказчик в лавке какую-то арию отыскал. Потом Минни ушла, но она список потеряла. Я подобрал. Вот, думаю — если телефонировать и сказать, что хочу отдать ей список, это не будет слишком глупо?

Лабрюйер невольно улыбнулся.

— Я думаю, не очень. Сразу узнаешь, как к тебе барышни относятся. Если попросят, чтобы принёс список, значит, всё в порядке. Или сами пообещают за ним зайти. А что за арии?

Хорь достал из муфты бумажку. Лабрюйер посмотрел на список, увидел знакомое — арию Царицы ночи из «Волшебной флейты», и хмыкнул.

— Хорь, я домой сбегаю на полчасика. Надо.

Дома Лабрюйер отыскал листок, один из тех, что были найдены в номере госпожи Крамер. Уже и на первый взгляд было видно, что почерк — не тот. Он помчался обратно в фотографическое заведение, и там они с Хорём внимательно изучили обе бумажки.

— Это две разные женщины, — сказал Хорь. — Ничего себе новость!

— В Риге одновременно появляются две пожилые седые дамы, одна ищет итальянцев, другая преподаёт итальянский оперный язык. Они бывают в одних и тех же местах, но при этом не познакомились! — воскликнул Лабрюйер. — Скажи, госпожа Лемберг не производит впечатления буйнопомешанной? Не ругается?

— Нет, благопристойная дама.

— Чёрт знает что... Вот что, Хорь. Мне кажется, стоит отдать Минни эту потерянную бумажку, но как-то так, чтобы повидать эту госпожу Лемберг. Что говорили девицы о своих уроках? Учительница к ним приходит? Или они идут к ней?

— В приличных домах девицы не бегают на уроки, учителей нанимают приходящих... — Хорь задумался. — Мало нам было хлопот? Теперь ты хочешь устроить наблюдение за домом Минни?

— Я сам не знаю, чего хочу. У меня нет в голове ответов на все вопросы разом, — признался Лабрюйер, и это был намёк на Енисеева, который, казалось, знал всё на свете. — Можно послать Росомаху или Акимыча. Если в доме есть консьержка, она скажет, когда приходит учительница.

— Можно.

И тут раздался телефонный звонок.

— Лёгок на помине, — сказал Хорь в трубку. — Леопард, это Росомаха. Возьми отводную трубку.

Росомаха доложил — белобрысая дама проживает под именем госпожи Луговской, хозяева дома на неё не нарадуются, любезная, щедрая, а что к ней приходят кавалеры — так она за то и платит, чтобы в её дела не лезли. Кроме того, Росомаха выследил эту госпожу Луговскую — хотя и долгонько пришлось ждать, пока она соберётся. Зато он разглядел даму и даже того, кого она навестила.