Наблюдательный отряд

«Наташа, я петлял по городу, как заяц, я даже забрёл в строящийся дом на углу Николаевской и Гертрудинской, там сидел в засаде и оттуда созерцал окрестности. Выходит, топтун был один — по крайней мере, этим вечером он был один. А вот сейчас заваривается крепкий чай, и я поужинаю по-холостяцки бутербродами... — сообщил он, как будто это имело значение. — Наташа, я сейчас представил, как ты приносишь с кухни блюдо поджаристых сладких оладушков... как это было бы хорошо... Но ты, наверно, не очень любишь домашнее хозяйство, ты натура возвышенная...»

Тут он вспомнил, что у Наташи есть сын, и улыбнулся. Конечно же, она теперь, вернув себе ребёнка, балует его и оладушками, и пирожками, и пончиками, а если привезёт его в Ригу, нужно будет сводить их в лучшую кондитерскую, угостить яблочным или вишнёвым штруделем...

Мысли улетели совсем далеко.

Туда, где обычные люди живут обычной жизнью, любят жён и детей, по вечерам возвращаются в дома, где ждёт горячий и вкусный ужин, на ночь, перекрестив, целуют своих малышей и, заперев дверь спальни, обнимают жён. Очень хотелось туда, очень...

Но подал голос телефонный аппарат.

— Не спишь, брат Аякс? — спросил Енисеев. — Хорь у меня переночует. Не нравится мне эта история с топтуном.

— Думаешь, мне нравится?

— Хорь сказал — его и нужно было отпустить, потому что других возможностей не имелось. Держать его нам негде, истреблять — наймут другого, потолковее, перекупать — результат непредсказуем. Растёт наше нещечко, а? Когда он начал рассказывать, меня чуть кондрашка не хватил. Ну, думаю, отправил его Хорь к праотцам. А он, смотри ты, уже немножко хладнокровия нажил. Маскарад ему на пользу пошёл — а то уж больно был нетерпелив. Я от соседа говорю, долго — не могу. Барсук завтра не сможет, а послезавтра займётся вашим базельским топтуном. И худо ему придётся, если соврал.

Лабрюйер удивился — для чего телефонировать, и так всё ясно. И вдруг понял — Енисеев, как и он, радуется успехам Хоря. Тоже, видно, пытается его воспитать, хотя и на свой лад, и вот — горд, как маменька сделавшим первые шажки чадушком. Лабрюйер уж не стал выпячивать свою роль в этой истории. Хорь приписал себе его разумные рассуждения — и пусть, причина понятна — Хорь ведёт свой личный поединок с Аяксом Саламинским, Хорю необходима победа! Можно даже считать это общей победой над ехидным и язвительным Горностаем.

Хотя на будущее нужно запомнить и больше Хорю таких штук не позволять.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Барсук во всём разобрался и доложил: в новом доме, что на углу Большой Кузнечной и Малярной, снимают маленькую квартирку два молодых человека, говорят, что братья. Ведут тихий и уединённый образ жизни. Каким ремеслом зарабатывают на жизнь — пока понять не удалось.

— Старший — точно Феррони, а младший — Громштайн. Телефонного аппарата в квартире нет, но есть у соседки, молодой вдовы с тремя дочками. Феррони даёт знакомым её телефонный номер. Старшей дочке десять лет, она обычно бегает звать Феррони, если его ищут. Номер я узнал, теперь надо условиться с телефонистками, чтобы знать, откуда этому красавцу телефонируют, — сказал Барсук Хорю. — Этим бы лучше заняться Леопарду, у полицейских своя дружба с телефонными станциями.

— Это верно, — согласился Хорь. — Договорись с ним, Акимыч.

Но Лабрюйера они сразу не нашли — он был на улице, усаживал в пролётку Пичу, давая орману строгий наказ: отвезти молодого господина на Кипенхольм, куда он скажет, подождать его и привезти обратно, не давая ему слишком долго слоняться по острову. Пича с фотографическим аппаратом «Атом», спрятанным на груди, был горд и счастлив. В воскресный день прокатиться через весь город, да побывать на острове, да использовать всю только что вставленную плёнку! Потом же ему обещана кондитерская — редкое удовольствие в мальчишеской жизни. Конечно, госпожа Круминь пекла пироги, в том числе сладкие, но настоящее вытяжное тесто для штруделя она бы не осилила — тут великий навык нужен.

Лабрюйер показал ему фотоснимок «Лизетты» в газете и объяснил, как должна выглядеть яхта на карточке. Теперь оставалось ждать возвращения фотографа.

Воскресенье — как раз тот день, когда клиенты валом валят. Сходить в фотоателье — это же развлечение, и Ян замучатся менять фоны — одному подавай рождественский зимний лес, хотя Рождество давно прошло, другому летний сад, третьему — морской пейзаж, а есть ещё любители вставить сзади головы в прорезанные овальные дырки, чтобы на карточке выглядело, будто они летят по небу в аэроплане. Хорь совсем обалдел, гоняя взад и вперёд студийный фотоаппарат на четырёхколёсном основании, Лабрюйер еле выбрал минутку, чтобы посовещаться с Барсуком.

Он дал Акимычу бумажку с описанием тощего черноусого господина, а также рассказал всё, что мог, о даме-блондинке и госпоже Крамер.

— Понятно, — ответил Барсук. — Это, значит, наши клиенты...

— Скорее всего. Кому бы ещё понадобилось за мной и за Хорём следить? Будь осторожен, Акимыч.