Наблюдательный отряд

— Выходит, пролез. Видишь ли, он, может, только вёл себя как дурачок, а по технической части у него соображение имеется, — объяснил Лабрюйер. — Так что ты впредь выполняй распоряжения господина Горностая, а насчёт Собаньского — это уже моя просьба, просто просьба. Что-то мне его поведение сильно не нравится...

— Исполню, — пообещал Сенька.

И Лабрюйер пошёл в фотографическое заведение.

Там его уже ждал посетитель — хрупкий, как дитя, старичок в длинном чёрном пальто. Он сидел у столика с альбомами, положив на колени большую меховую шапку, и лёгкие седые волосы, когда-то чёрные и буйно-курчавые, распушились вокруг высокого лба и морщинистого лица, окаймлённого довольно длинной и давно не подстригавшейся бородой, тоже седой.

— Господин Гроссмайстер? Добрый день, — сказал, привстав, старичок. — Рекомендуюсь — Хаим-Арон Могилевкер, имел своё выгодное дело и теперь ещё могу найти молодому человеку хорошую невесту.

Он говорил на идиш, но Лабрюйер, одинаково хорошо владея русским и немецким, отлично идиш понимал, вот только отвечал по-немецки, и это всех устраивало.

— Добрый день, господин Могилевкер. Вас ведь господин Шнеерзон прислал? — на всякий случай спросил Лабрюйер и сел напротив.

— Да, Абрам сказал: ты можешь услужить хорошему человеку, а это — благодеяние. Я, знаете ли, должен творить благодеяния, это такое правило.

— Это замечательно, господин Могилевкер. Вам сказали, кого я ищу?

— Да, вы ищете Хаву-Матлю Кац. Я её помню.

— Господи, ну хоть фамилия у нас есть! — обрадовался Лабрюйер. — Погодите, я возьму бумагу и карандаш. Итак — Хава-Матля Кац?

— Очень красивая невеста из Режицы. Но что такое красота, когда татэ — переписчик старых книг, утративший зрение, а мамце — просто глупая курица? Они могли дать в приданое только свои болячки и свои долги.

— Об этом я уже догадался.

— Не будем говорить о печальном, господин Гроссмайстер, это плохо. Я встретил Хаву-Матлю, когда она уже жила одна, в квартире, которую ей подарил один господин перед тем, как от неё уйти. Я был в Риге по делам, мне одна женщина сказала, что видела Хаву-Матлю, очень хорошо одетую, и научила, как её найти. Я очень хороший сват, господин Гроссмайстер! Я могу женить рижского бургомистра на французской королеве, если очень постараюсь. Я пошёл и сказал: «Хава-Матля, тебе тридцать лет, у тебя есть деньги, но всё это ненадолго. Однажды тебе стукнет тридцать пять, а денег уже не будет, тогда даже я не смогу тебе помочь. Давай обменяем твои деньги на мужа». Она отвечает: «Реб Могилевкер, кому я такая нужна?» Она так отвечает, но я вижу, что она хочет замуж. И я ей говорю: «Хава-Матля, кому ты нужна — это уже моя забота». А у меня как раз был на примете один чудак. Он из хорошей семьи, но слишком много читал, он подружился с русскими студентами, у него в голове были такие мысли, что страшно вообразить! Его бедные родители сказали мне: «Хаим-Арон, найдите ему еврейскую невесту, пока он не привёл в дом русскую или латышку!» Я пошёл к нему и говорю: «Берл, ты должен спасти бедную девушку, она сбилась с пути, она погубила свою репутацию, если ты на ней не женишься — то никто не женится, и она совсем пропадёт!» Вы меня понимаете?

— Да, понимаю!

Лабрюйер не мог сдержать улыбку — разговорчивый старичок очень ему нравился, а уж история замужества Хавы-Матли — тем более.

— И наш Береле с восторгом кричит: «Во всём виноваты проклятые буржуи, я женюсь на этой девушке, потому что без меня она пропадёт!» Господин Гроссмайстер, я за свою жизнь видел столько сумасшедших, что Берл Ценципер — ещё не самый главный.

— Ценципер? — переспросил Лабрюйер.

— Да. Они потом уехали жить в Туккум. Я думаю, до сих пор там живут.

— Даже не знаю, как вас благодарить, что вы согласились сюда прийти... — Лабрюйер полез во внутренний карман за портмоне.

— Господин Гроссмайстер, я же сказал — я теперь должен творить благодеяния, — строго сказал старичок. — Я своё уже заработал. У меня, слава богу, два сына и дочь. А если каждый день не совершать благодеяние — Всевышний спросит: «Зачем же я тебя, Хаим-Арон, создал?» А я что отвечу?

— Вы присылайте ко мне внуков, я сделаю фотокарточки, — предложил тогда Лабрюйер, и старый сват задумался.

— Будет ли это благодеянием, если плату получат мои внуки? — спросил он.

— Будет. Знаете что, господин Могилевкер? Я тоже должен совершать благодеяния. Сейчас мы сделаем ваши фотографические карточки, но не для вас, а для ваших внуков и правнуков. Они будут очень благодарны. Не для вас! Для них! Фрейлен Каролина!

Хорь вышел на зов, выслушал задание и постарался на славу — вдвоём они втащили на помост кресло с резной спинкой, круглый столик, на столик положили стопку толстых книг, красиво повесили драпировки. Старичок с огромной радостью позировал перед фотоаппаратом, а потом отозвал Лабрюйера в сторонку.

— Господин Гроссмайстер, я понимаю, как трудно выдать замуж такую девицу. Но ведь сказано: нехорошо человеку быть одному. Хотите, я присмотрю для неё жениха? Конечно, это будет господин в годах. Но ведь лучше пожилой муж, чем вообще никакого.