Наблюдательный отряд

А внизу уже шла драка. Два санитара пытались утащить Барсука, а куда — одному Богу ведомо.

Лабрюйер сзади напал на того, кто ниже, захватил за шею, придушил, опрокинул. Со вторым Барсук справился уже сам. Оказалось, кулак у Акимыча бронебойный — санитар на полторы сажени отлетел и спиной в стену вмазался. Смотреть, как он сползает наземь, было незачем, Лабрюйер и Барсук понеслись к забору. Им наперерез бежали больничные служители, но они успели первыми.

— Шашки! — подбегая к дыре, крикнул Лабрюйер.

Он пропустил в дыру Барсука и полез сам, но его схватили за руку, сильно дёрнули, и он упал на снег.

Барсук понял, что случилось, выхватил у Сеньки зажжённую и уже пустившую ядовитый дым шашку, кинул её в дыру. От такого сюрприза погоня растерялась, а Лабрюйер, кашляя, на четвереньках пополз к забору. Барсук выдернул его за шиворот, и оба, скользя, побежали к «Руссо-Балту». Сенька, подождав, пока из дыры ещё кто-нибудь появится, кинул противнику под ноги вторую шашку и пустился наутёк.

Сугроб густого серого дыма быстро вырос выше забора. Из дыма доносилась злобная ругань. Несколько прохожих остановились довольно далеко от дымовой завесы, не решаясь приблизиться. Вдруг какая-то баба-латышка принялась заполошным голосом звать полицию.

— Всё идёт по плану... — еле выговорил Лабрюйер, когда Барсук втянул его в автомобиль. — Гони, Вилли...

— Раздевайся, — приказал Барсук, скинул халат и сунул под сиденье.

Автомобиль буквально перелетел через мост и понёсся по Выгонной дамбе.

Лабрюйер никак не мог прокашляться.

— Там перед скотобойней поворот налево, Вилли... И — по Белленгофской...

Мюллер мастерски проделал поворот и обернулся, улыбаясь, — требовал похвалы.

Наконец Лабрюйер избавился от першения в горле.

— Ну, что? — спросил Барсук.

— Как есть безумец... Иначе и быть не могло.

— Так мы зря его добывали?

— Боюсь, что зря. Но нужно хорошенько подумать. Он много странного сказал.

Покружив по городу, Лабрюйер и Барсук отпустили Мюллера недалеко от Александровских ворот. Барсук, забрав мешок с халатами и колпаками, пошёл домой — он кроме комнатки в Задвинье снимал другую, недалеко от «Феникса». Лабрюйер, в потёртой тужурке и брюках, заправленных в сапоги, похожий на рабочего из ближайшего цеха, отправился в фотографическое заведение пешком, благо две с половиной версты — не расстояние, а он сам себе не понравился — чувствовал, что отяжелел. «Тело, — думал он, — та ещё скотина, которую гонять и гонять, чтобы в нужный миг не подвела. Быстрый шаг пойдёт только на пользу — а заодно, может, и в голове посветлеет».

Узнав подробности налёта, Хорь хмыкнул.

— Но ты ведь был к этому готов? — спросил он. — Твой Клява не скакал козлом и не вообразил себя вождём папуасского племени. В его безумии есть логика — ещё Шекспир заметил, что в безумии есть логика.

— Да, его так запугали, что он предпочёл сам от себя отказаться. Но он делал какие-то записи. И они, скорее всего, погибли. Тот, кто сдал его в полицию, об этом позаботился.

— У тебя было очень мало шансов, — сказал Хорь. — Я не утешаю! Утешать взрослого человека не то что смешно, а гадко — он себя будет дураком чувствовать.

— То-то Горностай обрадуется...

— Да уж, обрадуется. Скажет — я предупреждал, я предупреждал! Не тот след взяли, пробуйте другие версии! А был ли иной способ понять, тот след или не тот? Не было!

— След тот, — упрямо буркнул Лабрюйер. — Просто я не получил тех сведений, на которые рассчитывал. Вот что...

— Ну?

— Чтобы Горностай не изощрялся, немедленно отдадим ему Мякишева. Он уже давно на парня зуб точит.

— Дело говоришь. Мякишев действительно сейчас больше на «Моторе» нужен. Нельзя оставлять Рейтерна и Розенцвайга без присмотра.

Когда усталый и голодный Сенька вернулся, ему сперва выдали два рубля в порядке вознаграждения, а потом Хорь объяснил новую задачу.

— Там постоянно люди нужны. Приди в заводскую контору, скажи чистую правду — приехал из Люцина, ничего не умеешь, работать хочешь, так чтобы дали чего попроще. Ту же вагонетку от цеха к цеху толкать. И когда немножко там оглядишься, получишь важное задание.

— Ладно, — сказал озадаченный Сенька. — Это что же, все полицейские агенты так? Куда-то нанимаются, трудятся, ждут приказаний?

— Господин Мякишев, таких приключений, как сегодня, у вас ещё много будет, — пообещал Лабрюйер, — но скучную работу тоже нужно исполнять. Так что, Сеня, беги ужинать в кухмистерскую, но смотри — если почуешь тухлятину, не ешь, поднимай шум. Ты нам нужен здоровый, а не брюхом скорбный.

Сенька рассмеялся и убежал.

Наутро Лабрюйер пришёл к нему в комнату — дать последнее наставление.

— Послушай, Мякишев. Ты там будешь скитаться по всему заводу. Послушай, что говорят об изобретателе Собаньском, — попросил он. — Помнишь? Он тоже люцинский.

— Как не помнить! — Сенька даже рассмеялся. — А что, он как-то на «Мотор» пролез?