Наблюдательный отряд

Когда сват ушёл, Лабрюйер сказал Хорю:

— Будешь плохо себя вести — приглашу Могилевкера. И спляшу на твоей свадьбе. А сейчас я бегу на вокзал. Может быть, успею на утренний поезд в Туккум.

Зная, что добираться до Туккума больше часа, Лабрюйер взял с собой газеты и книгу — роман Дюма «Граф Монте-Кристо». Он читал этот роман в молодости, но вот что-то захотелось перечесть.

Туккум был небольшим городком, по сути — еврейским местечком. Стоял он на холмах, иные улицы по сути были лестницами, и пробираться по ним зимой было сложным делом.

Торговля там велась скромная, было восемь небольших фабрик, крупным предприятием считался солодовый завод. Лабрюйер прямо на вокзале спросил у кондуктора, не знает ли он семейство Ценциперов, и оказалось — вот их лавка, стоит только перейти через дорогу.

Как Лабрюйер и предполагал, в лавке сидела бывшая Матильда, ныне Хава-Матля Ценципер. Ему было любопытно посмотреть на красавицу, вокруг которой двадцать лет назад развели столько суеты. Увы, красавицей Хава-Матля больше не была, отрастила третий подбородок и грудь, величина которой Лабрюйера прямо-таки сразила наповал. Но, приглядевшись к лицу, он выявил черты былой привлекательности — тонкий нос с едва заметной горбинкой, чёрные брови безупречной формы, маленький рот с пухлыми красивыми губами, а главное — живые чёрные глаза.

— Добрый день. Ваш супруг дома? — спросил Лабрюйер.

— Добрый день. А когда он вообще бывает дома? Что господину угодно? У нас всё есть.

Действительно, в лавке было всё — бумага, чернила, дешёвые книжки на всех языках, чай и кофе в больших стеклянных банках, пряности в маленьких банках и пакетиках, соль и сахар, конфеты и печенье, ленты и нитки, деревенская шерсть и фабричные чулки.

— Это хорошо, что его сейчас нет, — сказал Лабрюйер. — Я ищу Ротмана.

— Какого Ротмана?

— Вашего давнего приятеля.

— Я его десять лет уже не видела, — быстро ответила Хава-Матля.

— Не видели?

— Не видела!

— Тогда дайте мне, пожалуйста, листок бумаги и карандаш.

Написал Лабрюйер следующее: «Ротман, не валяй дурака. Я жду тебя на вокзале. Гроссмайстер».

Затем он, не прощаясь, вышел, предоставив Хаве-Матле самой принимать решение. Он знал, что женщина первым делом прочитает записку, и даже не стал её сворачивать квадратиком.

На вокзале Лабрюйер прочитал расписание и вздохнул — дневной поезд был через два часа. Оставалось найти место, где можно было спокойно посидеть и почитать «Графа Монте-Кристо». Читать он предполагал не более сорока минут. Где бы ни прятался Ротман, за это время можно его найти и передать записку. Конечно, если он в Туккуме.

Вокзал был старый, краснокирпичный, имел зал ожидания, довольно тёплый, и Лабрюйер уселся так, чтобы Ротман его сразу увидел.

Ротман явился на той самой странице, где граф приводит Альбера в будуар Гайде.

Он был в тёплом полушубке, явно с чужого плеча, в довольно приличных брюках и валенках с галошами. Видимо, Хава-Матля отдала ему старый мужнин гардероб.

— Садись, — сказал Лабрюйер. — И рассказывай, почему ты так далеко удрал.

— Была причина.

— Испугался, что тебя обвинят в убийстве?

Ротман отшатнулся от Лабрюйера.

— Да что ты шарахаешься, как лошадь от зонтика? Садись, говорю тебе. Я знаю, что ты того человека не убивал. Тебя бы даже в тот дом не впустили, где его нашли.

Ротман сел на край скамьи и сгорбился.

— Мне бы всё равно никто не поверил... — пробормотал он.

— Естественно, не поверили бы. После того как он пытался убить тебя, логично было бы, чтобы ты сам от него избавился. А теперь говори, что это за человек и что между вами вышло.

— А его точно убили? — вдруг спросил Ротман.

— Точно. Удавили крепдешиновым шарфом. Ты и слов-то таких не знаешь. Как ты узнал, что его убили? Околачивался на Выгонной дамбе?

— Да...

— Караулил утром, когда он выйдет?

— Да...

— Ты же знал, что он хочет тебя убить. На себя посмотри! Ты же не смог бы сопротивляться! Что ты задумал?

— Я хотел с ним договориться.

— Договориться с человеком, который сперва собирался тебя застрелить, а потом отравить?

— Застрелить?

— Ты что, не слышал про стрельбу на кладбище? Я этого твоего злодея спугнул. О чём ты с ним собрался договариваться?

Ротман основательно замолчал и минут пять изучал свои бурые валенки. Лабрюйер ждал.

— Я приходил к вам, просил передать, что нашёл свидетеля. То есть свидетеля, что моего Фрица осудили безвинно. Так это он и был.

— Хорошо. Ты нашёл свидетеля тех давних безобразий. Ты хотел вместе с ним пойти в полицию, чтобы у него взяли показания, и обратиться в суд, чтобы там пересмотрели дело?

— Да.

— Ты попросил его об этом?

— Да.

— И что он тебе ответил?

— Что я ошибся, он никакого Фрица не знает и вообще из Швеции приехал. А я не ошибся! Я за ним весь день ходил, приглядывался! Это он!

— Да кто — он, черти бы тебя побрали?!

— Энгельгардт!

— Мне эта фамилия ни о чём не говорит.

— Ни о чём?

— Решительно ни о чём.

— Да его же в шестом году расстреляли!

— Ротман, в шестом году я уже не служил в полиции, да и не нанимался я всех покойников назубок помнить. А тогда, сам знаешь, у Гризиньской горки каждое утро трупы поднимали.