Наблюдательный отряд

— Знаете что, господа? Вам вдвоём не справиться. Я дам вам в помощь Акимыча. Он человек опытный — и у него припасён для таких случаев эфир. Не возражай, Леопард. Провалите эту операцию — второго шанса не будет. И как бы вы не подставили своего Кляву под удар.

— Но Барсук нужен Горностаю на «Фениксе».

— Как я сказал, так и будет.

Сенька, попав в наблюдательный отряд, сперва удивлялся — отчего эти господа называют себя по-звериному. Лабрюйер объяснил: они старые приятели и привыкли так сокращать фамилии, Хорь — он Хорьков, Барсук — Барсуков, а Росомаха — это просто фамилия такая. Парень был убеждён, что прибывшие из столицы сыщики ловят шайку фальшивомонетчиков, и этого ему хватило — тем более что обещали содействовать его поступлению в рижскую сыскную полицию в скромной должности агента.

Правда, Сеньке казалось странным, что взрослыми мужчинами командует парень ненамного его старше. Но это Лабрюйер даже не пытался объяснить — просто сказал, что так распорядилось начальство. Хорошо хоть, Сенька приходил поздно вечером с чёрного хода и ни разу не видел Хоря в салоне, играющего роль фрейлен Каролины. Вот уж этот водевиль объяснить было бы затруднительно.

Акимыч-Барсук был Сеньке известен лишь по разговорам старших. И когда его познакомили с пожилым седоусым господином, больше всего похожим на мастера с солидной фабрики, представителя «рабочей аристократии», получающего хорошее жалованье и гордого своим ремеслом, Сенька сперва немного испугался — Лабрюйер не был строг, Енисеев казался ему странным, но не страшным, а ну как этот немногословный дяденька окажется суров? Но опытный Акимыч так весело расхохотался, узнав, что ему предстоит брать штурмом лечебницу для умалишённых, что сразу расположил к себе Сеньку.

Забравшись во двор лечебницы, Сенька выследил целую процессию — кухонного служителя, который вёз в отдалённый корпус санки, а на санках — две большие кастрюли, и его свиту. Она состояла из двух стариков, из которых один нёс мешок, возможно, с хлебом, и ещё — двух чудаков в халатах, один шёл вприпрыжку, а другой очень странно вертел головой. Видимо, это были те безобидные пациенты, о которых Лабрюйеру рассказывала хозяйка лавочки.

— Вдвоём не справимся, — услышав доклад, сказал Лабрюйер.

— Эфир справится, — ответил Хорь.

На операцию отправились вчетвером.

Вилли Мюллер с автомобилем был оставлен на Мостовой улице, почти на углу с Аптекарской. Его новый «Руссо-Балт» стоял так, чтобы при необходимости можно было с предельной скоростью вылететь на мост и умчаться по Выгонной дамбе.

Сенькиной задачей было караулить дыру в заборе и в случае, если Барсуку с Лабрюйером пришлось бы спасаться бегством, удержать погоню. На сей предмет ему выдали две дымовые шашки, изготовленные Хорём из аммиачной селитры и старых газет.

— В случае чего — тебя ждать не станем, удирай как знаешь, — сказал ему Хорь.

— Если от дыры в заборе взять влево, там куча всяких мелких переулков, легко затеряешься, — добавил Лабрюйер. — Потом выйдешь к железной дороге — и направо, вперёд по шпалам. Ормана не бери — орман такого пассажира легко запомнит. Дойдёшь до станции — она называется платформой военного госпиталя. Там спросишь, где Соколиная улица. По Соколиной выйдешь на Александровскую — и вперёд! Потом погуляй по Дерптской, покружи вокруг кварталов, убедись, что за тобой никто не увязался, и — в свой уголок.

Сенька уже третью ночь проводил в комнате, которую нашла для него Лея Шнеерзон. Комната была в полуподвальном этаже, довольно тёмная, но сухая и чистая, окошко глядело на улицу, так что при нужде его можно было использовать для наблюдений.

Около полудня Лабрюйер и Акимыч оказались во дворе лечебницы, оба — в страшных байковых халатах, на которых Хорь не просто потоптался, а сплясал чечётку. На лбы они надвинули больничные колпаки.

По зимнему времени народу во дворе было мало. Перебегали из корпуса в корпус какие-то люди. Пронесли человека на носилках, вокруг замерзшего пруда бродило несколько больных — почему-то двигались они против часовой стрелки. Некий бородатый человек в драном полушубке поверх халата, озираясь, проскочил мимо Лабрюйера с Барсуком и полез в заборную дыру. То есть совсем уж пустынным двор не был.

Два старичка из приюта, которым, как видно, было дадено послушание помогать на кухне, уже ждали у кухонных дверей с санками.

— Жалко их, — шепнул Лабрюйер. — Как бы их эфир не сгубил.

— Не сгубит.

Акимыч действовал быстро и решительно. Старичков уложили за углом, у поленницы. Следующая порция эфира досталась кухонному служителю, что вынес кастрюли и мешок с хлебом.

— Ну, с Богом! — Барсук, перекрестясь, взял верёвку от санок, а Лабрюйер — мешок.

Они прошли чуть ли не через весь двор, глядя себе под ноги и уклоняясь от взоров встречного народа. Нужный им корпус стоял совсем на отшибе. Дверь, разумеется, была заперта.

— Неужто тому болвану доверили ключ? — удивился Барсук.

— Одну минутку...

Лабрюйер достал связку отмычек, выбрал подходящую, и дверь отворилась.

Барсук затащил санки вместе с кастрюлями в узкий и мрачный коридор.