Наблюдательный отряд

Надо полагать, эти дамы берут с поклонников побольше, чем проститутки с Канавной улицы, и берут красиво — драгоценностями, так подумал Лабрюйер и пожелал Лореляй удачи. Пусть её ловкие пальчики сумеют молниеносно вынуть из ушей зазевавшейся хмельной барышни алмазные серёжки! Барышню не жалко — не тяжким трудом серёжки добыты.

— На Александровскую, — приказал он Бертулису Апсе. И тот чуть ли не за десять минут его туда доставил.

В лаборатории Лабрюйер обнаружил Хоря, одетого по-мужски, и очень довольного Сеньку. Хорь учил его проявлять и закреплять отпечатки на карточках, и Лабрюйер впервые пожалел товарища по наблюдательному отряду, от души пожалел: ему, видно, сильно недоставало компании сверстников.

— Ну, Мякишев, докладывай, — сказал он.

Сенька выложил перед собой листок с планом, вычерченным рукой, которая не часто бралась за карандаш.

Дом, возле которого караулила жертву Лореляй, действительно предлагал во втором и в третьем этажах меблированные комнаты. По соседству, на Охотничьей, располагалась гостиница, чуть подальше можно было снять скромную комнату и даже угол в подвале. Других мест, где бы мог поселиться приезжий, Сенька не обнаружил.

— Хорь, нужны ещё карточки с блондинкой, — сказал Лабрюйер. — Завтра ты, Мякишев, пойдёшь искать женщину. Может статься, ты её не найдёшь, но нужно убедиться, что её в тех краях нет. Спрашивать будешь так: её возил орман Бертулис Апсе. А фотографическую карточку дал тебе один господин. И, если начнут расспрашивать, дай понять, что всё дело в господине, дама от него сбежала, а он её ищет. Может, жена, может, сожительница, кто их разберёт. Понял?

— Да понял...

— Если скажут, что живёт там-то и там-то, постарайся увидеть и убедиться, что она.

— Ты действительно полагаешь, что между блондинкой, Ротманом и «черепом» есть какая-то связь? — спросил Хорь.

— Явной вроде бы нет. Но «череп» выследил Ротмана и не постеснялся караулить его с револьвером возле самого жилища. Если «череп» или сам ходил за Ротманом, или кого-то посылал, то он знает, что Ротман побывал в нашем заведении. А он — не тот человек, чтобы заказывать карточки для подарков родне. То есть «черепу» могло стать любопытно, зачем он сюда приходил и не будет ли от нас какого вреда. Блондинка, возможно, и раньше тут мельтешила, просто мы её не заметили. А вот что бы могло объединять сумасшедшую фрау Крамер, «черепа» и блондинку — этого я даже предположить не могу.

— Вот как ты комбинации составляешь...

— Да они сами составляются.

— Ловко...

— Обычное дело. Очень удобно шахматные фигурки использовать. Вот у нас на доске блондинка, «череп», Ротман и фрау Крамер. А вот ещё одна фигурка — некая Матильда, у которой Ротман, возможно, прячется. Хм, Матильда... Тут я попробую расспросить одного человека. Но сейчас — пора ужинать и спать. Завтра с утра много дел.

— Где будет жить Мякишев?

— Я придумал, где будет жить Мякишев. Сегодня ещё здесь переночует, а завтра устроим ему новоселье.

Утром Лабрюйер отправился к Шнеерзону.

— Здравствуйте, господин Шнеерзон, — сказал он, войдя в маленькую мастерскую. — Во-первых, я на вас обижен, очень обижен. Отчего вы до сих пор не прислали Гришу с Дорочкой?

Скорняк заулыбался.

— Я всем всегда говорю, что во всей рижской полиции не найти второго такого порядочного человека, как господин Гроссмайстер, — ответил он. — Вы пришли наконец заказывать шапку?

— Нет, господин Шнеерзон, я пришёл поговорить об одной девушке. Вернее, она уже давно не девушка, и лет ей, я думаю, куда больше сорока, но вы могли её знать в молодости.

— Так вы садитесь, садитесь, господин Гроссмайстер! Моя Лея сегодня с утра испекла пирожки с лёгким. Хотите пирожки с лёгким? Она кладёт в них лук, рубленое яичко, и они получаются нежными, как весенние цветочки. А запивать их надо куриным бульоном.

Отведав пирожок и выпив кружку отличного горячего бульона, Лабрюйер попросил супругу скорняка остаться.

— Я начну, как сказки начинаются. Много лет назад жила красивая еврейская девушка, очень красивая. Я думаю, она была из бедной семьи и хотела лучшей жизни. Поэтому она не вышла замуж за простого портного или сапожника, а убежала с молодым человеком. Что там у неё с ним вышло — не знаю, но в конце концов она оказалась в весёлом доме на Канавной улице.

— Ой-вэй! — разом воскликнули старички.

— Да, да, и это ещё не худшее, что могло её ожидать. Там она познакомилась с богатым человеком, он выкупил её у хозяйки дома и где-то поселил. Больше никто о ней ничего не знает. Может быть, она даже вышла замуж. Или вернулась к родственникам...

— Если она убежала из дома, то для родственников она всё равно что мёртвая, — серьёзно сказал Шнеерзон. — У нас с этим не шутят. По ней, наверно, даже прочитали заупокойную молитву «кадеш». И семь дней сидели на полу, как сидят, когда в доме покойник.

— Бедная мать, бедная мать... — пробормотала супруга скорняка, не на шутку расстроившись. — Какой позор, какой позор на всю семью...

— Не случилось ли такой беды с кем-то из ваших знакомых? — спросил Лабрюйер. — Девушку звали Хава-Матля, в весёлом доме ей дали имя Матильда.