Наблюдательный отряд

Он стоял у тёмного окна, глядел на Александровскую — вдаль, туда, где ровным рядом стояли новенькие дома, построенные в новом стиле и богато украшенные лепниной; дома с обязательными угловыми башенками и непременными эркерами, смысл которых был ему непонятен; он смотрел на эту красоту и не знал, как быть со внезапно нахлынувшей тоской. Стоял, стоял и вдруг произнёс:

— Наташа...

И, услышав свой голос, он вдруг понял, как она несколько месяцев назад стояла у другого окна, попавшая в беду, беспомощная, и всё, что могла — это позвать его, безмолвно звать — вдруг мужчина, который непонятным образом затронул её душу, услышит и отзовётся?

И странная мысль пришла в голову: Наташа сейчас его слышит. Не может не слышать. Рассудку вопреки, наперекор стихиям — услышала.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Енисеев, которого Лабрюйер ждал, не пришёл и даже не телефонировал.

Пришлось идти домой в сомнениях.

На сон грядущий он решил хотя бы прочитать шпаргалку — и не смог. Ну, в самом деле, что Ольга понимала в мужской душе? Рано вышла замуж за хорошего человека, до сих пор любила его, в жизни испытала только счастье: замечательный муж, прекрасные дети, дом — полная чаша. Могла ли она понять двух человек, которые счастья не знали?

Переписать шпаргалку — несложно. Только ведь Наташа полюбила, имея смутное понятие, каков Лабрюйер на самом деле, полюбила героя-контрразведчика, бойца на страже Империи. Зачем же усугублять этот образ героя чуть ли не из романов Дюма? А в том, что Ольга написала свою шпаргалку, войдя в роль благородного героя, Лабрюйер не сомневался.

Нужно было найти свои слова, свои мужские слова. Как это делается — он не знал.

Утром тоже не хватило мужества открыть конверт со шпаргалкой. Так Лабрюйер и поплёлся в фотографическое заведение, моля Бога, чтобы днём не прибежала Глаша за ответом.

Он хотел, чтобы появился Росомаха. С Росомахой они вроде были ровесниками и могли говорить на равных. В том, что Енисеев способен понять страдания из-за письма, Лабрюйер сильно сомневался. А слушать его рассуждения, по-актёрски красиво преподнесённые, и вовсе не желал.

Вдруг задребезжал телефонный звонок — ни с того ни с сего дали связь с Москвой. Правда, самого Кошко на месте не было, был кто-то из подчинённых, и Лабрюйер продиктовал записку — просьбу о повторной беседе с госпожой Урманцевой.

Пришли двое молодых людей, попросили поставить аристократический фон — благородные драпировки. Пришла молодая пара — договариваться о съёмках в собственном жилище. Им непременно хотелось иметь портрет младенца в обществе двух котов и попугая. Прибежал метрдотель из «Франкфурта-на-Майне» — просить сделать новые фотографии для рекламной афишки. Лабрюйер послал в ресторан Яна с «кодаком», моля Бога, чтобы парень не опозорился. Сам он остался выдавать заказы и развлекать клиентов светской беседой. Словом, до обеда работы хватало. И это даже радовало — служило оправданием боязни вскрыть конверт со шпаргалкой.

Клиенты порядком натоптали, и Лабрюйер пошёл За госпожой Круминь — чтобы явилась наконец и протёрла пол. Когда она взялась за работу, пришёл Ян, заменил Лабрюйера и обслужил клиента, которому был нужен парадный снимок с орлиным взором, сверкающей от бриолина причёской и лихо закрученными усами — иначе, дамам на память дарить. Ян проводил клиента до двери, но закрыть не успел.

В салон стремительно вошла невысокая дама в модной шляпе с пушистым эгретом, закрывавшей чуть не половину лица, в изящной шубке и в юбке, достаточно короткой, чтобы оценить крошечные ножки и узкие щиколотки, затянутые в элегантные ботиночки на французском каблучке.

Муфта у дамы была самая модная — огромная, белая, с хвостами. Лабрюйер никак не мог понять, зачем женщинам эти тяжёлые меховые мешки. Конечно, в них можно таскать кошелёк, платочек, пудреницу — да хоть фляжку с коньяком. Но ведь и весит это сокровище немало, и обе руки занимает...

— Добрый день, могу ли я видеть господина Лабрюйера? — манерно спросила дама.

Госпожа Круминь уставилась на неё с подозрением. Нюх у супруги дворника был отменный, но насчёт причины тревоги вышла промашка: ей показалось, что дама имеет виды на хозяина заведения.

— Сейчас я позову его, — без лишней любезности ответила она, подхватила швабру с намотанной тряпкой и пошла к лаборатории, где Лабрюйер взялся сушить готовые карточки.

— Там к вам особа пожаловала, — сказала госпожа Круминь, всем видом показывая, до чего ей особа не понравилась.

Лабрюйер надел пиджак, вышел и обрадовался.

— Ну наконец-то! Госпожа Круминь, вы бы не могли кофе приготовить? Позволь за тобой поухаживать...

Лореляй повернулась спиной, Лабрюйер снял с неё шубку и повесил на плечики.