Наблюдательный отряд

— Нет, этой б...дищи давно не было видно, — по-простому ответил приказчик. — А вот её кота я сегодня встретил.

— Почём ты знаешь, что кот?

— Она его приводила — шевиот на «тройку» выбирать, уж так перед ним лебезила.

— Совсем на старости лет рехнулась.

— Это уж точно.

— Ну так где он и каков собой?

— Росточком с меня будет, лет около двадцати, рожица — амурчик с почтовой открытки, только что с усами. А звать Генрихом. Я чай, если в лавке Погожина спросить про Генриха, чего-нибудь да ответят.

— Думаешь, он там бывает?

— Приятель у него там, сдаётся. Как бы это приятельство Погожину боком не вышло...

Лабрюйер покивал — амурчик и впрямь мог высматривать всё, что требуется воровской шайке для ночного налёта.

В погожинской лавке он отозвал в сторону молодого приказчика, велел передать через Генриха фрау Трудхен — пусть Лореляй заглянет в «Рижскую фотографию» сделать красивые карточки. И потом, придя в своё заведение, Лабрюйер первым делом, не раздеваясь, взялся за телефонную трубку. Найти номер Погожина было несложно — для того Лабрюйер прихватил в его лавке афишку с рекламой товара. Предупредив купца, что один из его приказчиков совершенно ненадёжен, Лабрюйер поспешил на Гертрудинскую к Шнеерзону.

В крошечной мастерской скорняка сейчас не было клиентов, а сам он сидел у окошка, чтобы, пользуясь хорошим утренним светом, красиво сшить кусочки меха. Свои творения Шнеерзон мастерил только вручную, машинку признавал лишь для подкладки. Напротив сидела его супруга в тёмном платке, прикрывающем волосы, и тоже шила. Увидев Лабрюйера, скорняк ласково попросил её уйти — и она ушла, но дверь во вторую комнату мастерской оставила приоткрытой. Там сперва были слышны два молодых и бойких голоса, затеявших весёлую перебранку на идиш, но сразу смолкли.

— Знаете, господин Гроссмайстер, что я вам скажу? — начал Шнеерзон. — Я послал моего Гришу с вашей шапкой по всем лавкам, искать, где такое продаётся. И, кажется, Гришка нашёл то, что вам, господин Гроссмайстер, на самом деле нужно.

Чёрные глаза скорняка весело глядели из-под совершенно седых и лохматых бровей.

— Так что же мне, по-вашему, нужно, господин Шнеерзон? — невольно улыбнувшись, спросил Лабрюйер.

— Вам нужен человек, который носил эту шапку. Мы, люди простые, тоже читаем приключения Пинкертона. Гришка добежал даже до Выгонной дамбы. Вы знаете, там понастроили огромных домов для богатых людей, значит, появились и новые дорогие лавки. И вот в одной — там, где Мельничная упирается в Выгонную дамбу, — ему сказали: приходил господин, словами описал, что ему нужно, а описал как раз вашу шапку. Он привык к такой шапке, так он сказал, в его годы отвыкать неприятно. Гришка не дурак, ему шестнадцатый год! Он тоже любит приключения Пинкертона, господин Лабрюйер! Он стал спрашивать, что за господин и как его отыскать. То есть он повернул дело так, будто шапку нашёл и хочет вернуть за вознаграждение, как оно обычно делается. Ему сказали, что господин — немец, то есть говорит по-немецки, как порядочный рижский бюргер. Лет — за пятьдесят, худой, как палка, и высокий, в длинном драповом пальто, коричневом, с меховым воротником, воротник — выдра под котик. И господин, уходя из лавки, сказал, что начинается метель, но ему идти недалеко. Гришка умный, он побежал в другую лавку, мясную, он сказал: подобрал только что на улице очень хорошую шапку, хочет вернуть, бежал следом за хозяином шапки, а тот вошёл в эти самые двери. Его спросили, что за человек и отчего на улице шапками разбрасывается. Гришка описал человека, а про шапку сказал — выпала из кармана. То есть одна у него была на голове, а другую почему-то запихал в карман. Тогда ему ответили, что такого, длинного и тощего, тут не знают, и в лавку он ни разу не заходил. Так Гришка решил, что он живёт в гостинице по соседству или снял комнату. Вот, всё сказал, ф-фу!

Лабрюйер внимательно выслушал скорняка.

— Больше Гриша ничего не предпринимал? — с беспокойством спросил он.

— Нет, домой побежал. Сам искать не стал.

— Он у вас действительно умный парень, господин Шнеерзон.

— Настоящая еврейская голова!

— Пусть приходит в «Рижскую фотографию господина Лабрюйера», что на Александровской напротив «Франкфурта-на-Майне». Скажет там свою фамилию, ему сделают красивые карточки.

— А Дорочку он может с собой взять? Это моя старшая внучка, Дорочка. Девица на выданье.

— Конечно, может!

— Вы очень, очень порядочный человек, господин Гроссмайстер. Приходите, я вам сошью шапку — такой шапки не будет у самого государя императора. У меня для «кундов» есть серебристый каракуль из самой Бухары.

— Когда соберусь жениться, приду к вам и закажу шапку, — пообещал Лабрюйер. — А сейчас, простите меня, спешу.

Он вернулся в фотографическое заведение и, опять не раздеваясь, позвонил в сыскную полицию, просил найти и позвать инспектора Линдера. Но вместо Линдера с ним заговорил агент Фирст.