Наблюдательный отряд

Этот молодой и сообразительный агент был студентом-недоучкой. То есть с головой, полной разнообразных и часто бесполезных знаний, с умными глазами и с той хваткой, которая бывает у молодых людей, желающих делать карьеру.

— Что вы там делаете, Фирст? И не хотите ли встретиться? — спросил Лабрюйер.

— Делаю вот что — переписываю показания одной сумасшедшей старухи. Она опять притащилась искать своих родственников, то хнычет, то ругается...

— Госпожа Крамер?

— Она и вас преследует, господин Гроссмайстер?

— Фирст, с этой старухой что-то не так. Она далеко?

— Она ждёт в коридоре. Непременно хочет видеть самого господина Линдера.

— Фирст, плачу рубль в час — выследите, куда пойдёт старая перечница!

— Я думаю, на репетицию в Немецкий театр. Она ещё итальянца какого-то ищет. Линдер недавно нашёл ей итальянца — совершенно случайно, в гостинице «Петербург». Она понеслась туда, оказалось — не тот. Господин Гроссмайстер, она точно сумасшедшая.

— Фирст, рубль в час! Есть шанс... нет, четвертушка шанса за то, что все её чудачества — игра. Как только что-то станет ясно — телефонируйте, встретимся. Я потом ещё поищу Линдера.

— Не раньше, чем через час.

— И ещё — Фирст, мне нужна сводка о всех происшествиях по городу за трое суток. Можете скопировать?

— Ох, она же длиной с версту. Что именно?

— Убийства. И непонятные события.

— Я постараюсь.

Повесив телефонную трубку, Лабрюйер застыл в странной задумчивости: нужно было что-то делать, куда-то бежать, но — что и куда?.. Искать на Выгонной дамбе «черепа»? Вернуться к маньяку, ехать на трамвае к будочнику Андрею, допрашивать Нюшку-селёдку?

Или... или пообедать?..

Нет, не просто пообедать, а покормить несчастного Хоря. Взять в кухмистерской провианта на двоих... нет, на троих! Хорь по молодости лет порядком прожорлив. В роли фотографессы за кофейным или чайным столом он валяет дурака и крошит в пальцах булочку, питаясь крошками. А дома на сон грядущий может за увлекательной книжкой умять чуть ли не ковригу серого хлеба с хорошим сливочным маслом.

Хорь с горя съел двойную порцию и даже в рассеянности покушался на котлету Лабрюйера.

Потом Лабрюйер спустился к себе и телефонировал в полицию. На сей раз Линдер оказался на месте.

— Фирст сказал, что ты ему дал поручение, и я его на часок отпустил.

— Я просил его о сводке происшествий.

— Он что-то списывал со сводки. Как вы договорились?

— Он мне телефонирует в салон.

— Тогда жди. А у меня дела.

Лабрюйер ушёл в «фотографию». Клиентов не было. Ян скучал в салоне. Лабрюйер отправился в лабораторию, где у Хоря была стопочка книг, он хотел найти что-нибудь необременительное. Сверху лежал томик Бальмонта, Лабрюйер вспомнил, что там есть одно очень нужное ему сейчас стихотворение, и легко это стихотворение отыскал — оно было заложено конфетной бумажкой.

Тогда он, уверенный, что книжка принадлежит эмансипированной фотографессе, даже посмеялся, читая бальмонтовские строки. «Надо же, — подумал он, — кем себя воображает наша эмансипэ и какие фантазии роятся в её голове...» «Она отдалась без упрёка, она целовала без слов...»

А теперь он понял вдруг поэта, который мечтал о женщине без причуд, чья любовь проста и пряма, наподобие мужской: «Она не твердила: “Не надо”, обетов она не ждала...»

Не то чтобы Лабрюйер был таким уж великим любителем поэзии... Рифмованные строки сопровождали его всю жизнь, потому что он пел, и для него ритм, определяющий порядок слов, был совершенно естественным. Но часто слова романсов казались ему пошлыми и даже глупыми, их и музыка не спасала. Или же — их трагизм и страдальческие интонации казались ему попросту комичны.

Стихи Бальмонта прозвучали в душе всерьёз:

...Она не страшилась возмездья,
Она не боялась утрат.
— Как сказочно светят созвездья,
Как звёзды бессмертно горят!

Странным образом они стали стихами о Наташе Иртенской. О женщине, которая не боится говорить и писать о своей любви, хотя понять её что-то больно сложно. А уж что отвечать — это, пожалуй, только Ольга Ливанова и знала...

И тут подал голос телефонный аппарат.

Это был Фирст.

— Вы были правы, со старухой что-то не так. У нас в управлении она ругается и галдит, как целая орава пьяных студентов, а выйдет — и словно подменили.

— Что было?

— Было то, что я пошёл за ней и довёл её до Эспланады. Там она прогулялась вдоль аллеи с таким видом, будто кого-то ждала. Я, естественно, остановил ормана и встал с ним в переулке Реймера. Подъехала пролётка, подобрала нашу скандалистку и увезла. Я — за ней. Они — к реке, я — тоже. Они — в Задвинье, я — тоже. Они — через Петровский парк к Агенсбергу. Я — за ними. Они — остановились у Магдалининского приюта, я...

— Где?!