Наблюдательный отряд

Однако строительство — сложное дело, сперва нужно снести старые дома, потом — завезти материалы, и не всегда удавалось это сделать стремительно. Лабрюйер, переходя от дворника к дворнику, набрёл в конце концов на участок в квартале, заключённом между Суворовской, Мариинской, Романовской и Невской улицами. Там снесли деревянные постройки и на том пока остановились; но, поскольку время — деньги, хозяин участка велел там выстроить сарай и устроил торговлю дровами; и земля таким образом понемногу окупалась, и местные жители были довольны.

Там-то и обосновался загадочный Барбос, а отсыпался после ночной вахты как раз на кухне у соседского дворника, на полу возле печки, что обходилось работодателю совсем недорого — полтора рубля в месяц. Всех это устраивало — дворничиха ещё и подкармливала старика.

Где Барбос болтался с полудня до ночи, никто не знал, и Лабрюйер решил заглянуть сюда часа через четыре после наступления темноты. А пока следовало срочно что-нибудь съесть. Сидя с Ольгой Ливановой, Лабрюйер полакомился пирожным, и только. А желудок требовал хотя бы котлеты с картошкой, если не порядочной свиной отбивной или горячего айнтопфа.

Поев в кухмистерской, Лабрюйер пошёл в фотографическое заведение — немножко отдохнуть. Он уселся в салоне с газетой и смотрел, как Ян обслуживает клиентов. Парень был безупречно вежлив, да и фотографические карточки у него получались всё лучше и лучше. Лабрюйер даже подумал, что можно доложить начальству: незачем присылать другого фотографа, этот вполне заменит фрейлен Каролину, а Хорь пусть наконец избавится от юбки с блузкой и отрастит усы.

Это следовало бы сделать хотя бы в пику Горностаю! Горностая развлекал маскарад Хоря — ну так пусть поищет себе других развлечений, в кабаре сходит, в цирк, наконец!

Поиски маньяка, убившего по меньшей мере трёх девочек, по решению Енисеева были пока что прекращены. А следовало строго допросить Нюшку-селёдку. Она что-то знала, вот только что?

Разговор с судомойкой, бывшей дорогой проституткой, сейчас казался ему трудным и даже опасным. Видимо, желание избежать беседы с женщиной и подсказало мысль: а что, если есть некий незнакомец или незнакомка, кому случайно, или не совсем случайно, стало известно о том, что Лабрюйер идёт по следу маньяка, пусть и с опозданием на много лет. Кто бы это мог быть?

Неужели тёща ормана Мартина Скуй?! Сам Скуя слышал разговоры седоков и мог сделать выводы. Выходит, визит к тёще он не просто так откладывал, сперва хотел расправиться с Леманом и Грунькой-пронырой?

— Брр... — сказал Лабрюйер. И чем больше он думал об этом деле, перебирая подробности, тем яснее становилось: Скуя может оказаться связующим звеном между обоими убийствами и маньяком. Но... но трогать его пока не надо...

А вот кого надо потрогать — так это объявленного невменяемым бывшего студента Андрея Кляву. Если только он ещё жив. И если он в своём уме.

Хотя — нет, нельзя, пока не выяснится, кто погубил Лемана и Груньку-проныру. Не то и вовсе без свидетелей останешься...

Ещё о розыске знало семейство Круминь. Все четверо. Дворник заходил в салон, приносил дрова для печки, что-то ещё чинил, а уж госпожа Круминь — так ли горячо она любит Лабрюйера с Хорём, чтобы по-матерински опекать их? Ян — уже вроде мебели, на его присутствие почти не обращают внимания. Пича — шустрый мальчишка, который, попав в умелые руки, много чего выболтает за детское пружинное ружьецо.

Нужно было посоветоваться с Росомахой. Не с Енисеевым, а с Росомахой — больше надежды на взаимопонимание.

Лабрюйер бы и до других злодеев додумался, но прибежала госпожа Круминь. Пича ей сказал, что Лабрюйер сидит в салоне и скучает, так она принесла кофейник и горячие картофельные оладьи.

Перекусив, Лабрюйер собрался, оделся и пошёл искать загадочного Барбоса.

В нескольких деревянных домах посреди квартала ещё жили люди: звали домой с крыльца заигравшихся в снегу детей, возвращались домой после трудового дня, перебегали к соседям — как водится, за спичками или солью. При них дровяные воры вряд ли полезли бы на склад. Лабрюйер прогулялся вокруг квартала, вернулся — двор притих, только дырки в ставнях светились. Пожалуй, пора было сторожу заступать на вахту.

Барбос оказался крепким дедом, с выправкой бывшего солдата, а на подкреплённый гривенником вопрос, что его свело с Ротманом, ответил прямо: немало вместе пошалили.

— Я его по важному делу ищу, — сказал Лабрюйер. — Он обещал одно моё поручение исполнить, да пропал.

— Деньги вперёд дали?

— Н-ну... да, вперёд.

— Вот ведь жулик!

— Ты когда его в последний раз видел?

— Когда — не скажу, у меня теперь все дни одинаковы — полдня дрыхну, потом без дела слоняюсь, потом склад сторожу. А вот где — скажу. На Романовской. Ротман меня навестил, пошли погулять. Тут поблизости ве… вере... вереге... как бишь её? Столовая открылась, где мясного не бывает, они с чёрного хода иногда котёл с кашей выносят, только нужно свою миску приносить. И там же котельная, кочегар пускает посидеть, если ему две копейки дать. Чем плохо — сиди в тепле, сытый, есть чего вспомнить...