Наблюдательный отряд

— Начнём с угла, — и Лабрюйер показал на койку.

— Ты — отсюда, а я пойду навстречу от двери.

Линдер подкатил к косяку чурбан, залез на него, а Лабрюйер забрался на койку. Подсвечивая фонариками, они разбирали перлы студенческого остроумия и хмыкали, когда попадалась фривольная картинка или карикатура. Некоторые монограммы и гербы корпораций были исполнены с изяществом и даже талантом.

Розенцвайг жевал и с любопытством смотрел на эти изыскания.

— Что господа ищут? — спросил он.

— Запись вроде той, что в дневнике, — ответил Лабрюйер. — В ней обязательно должны быть имена и фамилии.

— Погляди-ка, — сказал Линдер. — Вот тут, на русском...

Лабрюйер устремился к чурбану, Линдер соскочил, уступая место. Но неизвестный студент сердито жаловался на каких-то загадочных родственников, не приславших ему даже куска чёрствого хлеба.

Час спустя Лабрюйер и Линдер смотрели друг на друга и молча разводили руками. Сообщения от Клявы они не нашли.

— Ну, значит, бред безумца... — Лабрюйер покачал головой. — Наверно, ему просто хотелось написать об этом, так хотелось, что вообразил, будто на самом деле написано...

— Похоже на то, — согласился Линдер. — Ну, я сделал всё, что мог.

— Да, благодарю.

— Если господа из полиции ищут запись, значит, в ней что-то секретное? — полюбопытствовал Розенцвайг.

— Секретное, господин Розенцвайг, это вы правильно заметили, — подтвердил Линдер.

— Так, может, в таком месте записано, что не сразу догадаешься?

— Чурбан! — воскликнул Лабрюйер. Он повалил чурбан набок, но никаких мемуаров не обнаружил.

— Если бы мне нужно было оставить тайное послание, я бы под койку залез, — вдруг сказал Розенцвайг. — Нам, бедным страдальцам, дают свечи, и я бы, взяв туда свечу...

— Точно! Там ведь тоже есть место на стене! — Лабрюйер стал дёргать койку, но она оказалась привинчена к полу. Шалопай Розенцвайг рассмеялся.

— Кто из нас самый тощий, господа? — спросил он.

Лезть под койку досталось Линдеру. Лабрюйер и Розенцвайг, очень довольный развлечением, светили ему фонариками.

— Кажется, оно... по-латышски... — сказал Линдер. — Дайте фонарик.

— Читай!

— Читаю... «Я, Андрей Клява...» Тут — неразборчиво, но по смыслу — вроде бы «в здравом уме и твёрдой памяти»... Дальше — «Я не виноват, я никого не убивал. Я пытаюсь сказать правду, но мне не верят. Я одолжил свои конспекты Теодору Рейтерну, чтобы он переписал две лекции, но он заболел, и я поехал к нему за конспектами. Его дом стоит в лесу, я заблудился...»

— Рейтерн?.. Читай, Линдер, ради бога, читай!..

— «Я вышел к берегу реки или озера, не знаю, было уже темно. Я спотыкался, падал и потерял очки. Там были мостки, у мостков стояло судно, на судне горел фонарь. Я пошёл туда и увидел на мостках голую девушку. Она лежала...» Опять неразборчиво...

— Читай, ради всего святого!

— Это же прямо роман! — воскликнул восхищенный студент.

— Читаю. «Этот человек закричал: “Ты убил её!” Я ответил, что не убивал. Он сказал, что сейчас отвезёт меня в полицию, что он полицейский агент. Я сказал: “Очень хорошо, тогда все поймут, что я не убивал. Зачем мне её убивать?” Я был страшно испуган, но отвечал спокойно. Тогда я услышал голос Теодора Рейтерна: “Андрей, зачем ты её убил?” Я ответил: “Рейтерн, я не убивал”. Он сказал: “Господин агент, этот человек с большими странностями, он иногда кажется нам сумасшедшим”. Он сказал: “Вот ваш убийца, забирайте его". Это сказал Теодор Рейтерн. Агент спросил: “Вы знаете, где он всё это время держал девочку?” Рейтерн ответил: “Это не имеет значения”. Я не убивал, я не убивал. Я побежал обратно в лес. Они поймали меня. Я потерял сознание. Потом я очнулся, я был весь мокрый. Я лежал на берегу, потом встал, я куда-то шёл, встретил людей, спросил, где я. Мне сказали, что на Кипенхольме. Я не мог переплыть реку, мне нечего делать на Кипенхольме. Я пошёл вверх по течению, к понтонному мосту. Я понимал, что мне нужно где-то спрятаться, пока полиция не найдёт убийцу. Сторож Осис — мой родственник, он спрятал меня. Я не убивал, убил кто-то другой, я только нашёл на мостках тело. Я не знаю, как оно туда попало. Я не убивал...» Гроссмайстер, тут дальше только одно — я не убивал.

— Значит, Рейтерн!

— Погоди, не буянь. Рейтерн, возможно, лишь знает, кто убивал.

— Это он. Линдер, вот тот крючок, на котором его держали!

— Погоди, говорят тебе! — Линдер выполз из-под койки. — Допустим, Рейтерн — убийца. Но как это стало известно? Нужно восстановить все события той ночи, нужно заново допросить Кляву...

— Клява спятил окончательно и бесповоротно. О другой убитой девочке что-то знала Грунька-проныра, но и её больше нет. Леман — убит. Нужно брать этих двух милых матросиков...

Лабрюйер кинулся к двери карцера, подёргал — дверь не отворялась.

— Этого ещё не хватало! — воскликнул он.

— Сторож Зутис — старый дурак, — сообщил юный Розенцвайг. — Он мог и забыть. Если господа скажут, который час...

— Без четверти восемь, — ответил Линдер.

— В девять он понесёт мне хлеб насущный и тот самый стакан воды, которого, говорят, просят умирающие. Этого он не пропустит.

— Чёрт бы его побрал!