Мор, ученик Смерти

– О, КАК Я БЫЛ НЕПРАВ, ПОДДАВШИСЬ СЛАБОСТИ ТОГО, ЧТО ЗА НЕИМЕНИЕМ БОЛЕЕ ПОДХОДЯЩЕГО СЛОВА Я НАЗОВУ ПЛОТЬЮ!

– Мой посох, идиот, посох! – верещал Альберт.

– Что-что?

– БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, СЛУГА МОЙ, ЗА ТО, ЧТО ПРИВЕЛ МЕНЯ В ЧУВСТВО, – сказал Смерть. – НО ХВАТИТ ТЕРЯТЬ ВРЕМЯ.

– Мой пос…

Пространство схлопнулось; прихлынул воздух. На миг язычки свечного пламени вытянулись огненными столбами, но тут же погасли.

Время шло.

Наконец откуда-то с пола раздался голос казначея:

– Это было очень нечутко с твоей стороны, Ринсвинд, – вот так взять и потерять его посох. Напомни мне в самое ближайшее время наложить на тебя строгое дисциплинарное взыскание. У кого-нибудь огоньку не найдется?

– Ума не приложу, куда он запропастился! Я его к колонне прислонил, вот тут, а теперь…

– Уук.

– О-о, – сказал Ринсвинд.

– Выдать добавку бананов этому примату, – невозмутимо распорядился казначей. Чиркнула спичка, и кто-то сумел зажечь свечу. Волшебники начали подниматься с пола.

– Что ж, это нам всем послужит уроком, – продолжил казначей, отряхивая мантию от пыли и капель воска. Он поднял взгляд, ожидая увидеть, что статуя Альберто Малиха вернулась на свой пъедестал. – Видимо, даже у статуй есть чувства, – сказал он. – Будучи первокурсником, я сам грешным делом написал свое имя у него на… ладно, неважно. Суть в том, что я предлагаю безотлагательно восстановить памятник.

Эта инициатива была встречена гробовой тишиной.

– Придать ему точное портретное сходство, отлить из золота. Инкрустировать драгоценными камнями, как того заслуживает наш великий основатель, – жизнерадостно продолжил он.

– А чтобы студенты его не оскверняли, установить его следует в самом глубоком подвале, – добавил он.

– И запереть дверь, – заключил он. Некоторые из волшебников заметно оживились.

– И выбросить ключ? – спросил Ринсвинд.

– И заварить дверь, – отозвался казначей. Он только что вспомнил о «Залатанном барабане». А немного поразмыслив – еще и о программе физподготовки.

– А потом замуровать вход, – сказал он. Раздался гром аплодисментов.

– И выбросить каменщика! – хохотнул Ринсвинд, которому показалось, что он уловил, в чем тут суть.

Казначей бросил на него хмурый взгляд.

– Не будем настолько увлекаться.

* * *

В наступившей тишине непривычно большая песчаная дюна как-то неуклюже сгорбилась, а потом осыпалась; на ее месте обнаружился Бинки, который отфыркивался от песка и отряхивал гриву.

Мор открыл глаза.

Стоило бы, наверное, придумать специальное слово для обозначения того краткого отрезка времени после пробуждения, когда ум заполняет теплое розовое ничто. Когда лежишь совершенно бездумно и только проникаешься подозрением, что тебе в голову летят, подобно носку с мокрым песком в темном переулке, все воспоминания, без которых ты мог бы и обойтись, говорящие, по сути, об одном: будущее твое будет кошмарным, и единственное утешение состоит в том, что оно будет еще и коротким.

Мор сел и обхватил руками голову, чтобы не отвалилась макушка.

Рядом ним вспучился песок: Изабель тоже сумела сесть. У нее в волосах, которые стали мелко завиваться на кончиках, было полно песка, а лицо перепачкала вековая пыль пирамид. Изабель безучастно уставилась на Мора.

– Ты меня ударила? – спросил он, осторожно проверяя скулу.

– Да.

– О.

Он посмотрел в небо, словно оно могло ему что-то подсказать. Он смутно припомнил, что должен куда-то вернуться, причем как можно скорее. А потом припомнил и кое-что другое.

– Спасибо, – выдавил он.

– Обращайся. – Поднявшись на ноги, Изабель попыталась отряхнуть налипшие на платье клочья паутины и комья грязи. – Ну что, мы будем спасать твою принцессу? – неуверенно спросила она.

Мора настигла его собственная, внутренняя, реальность. Со сдавленным криком он вскочил, увидел перед глазами голубые вспышки фейерверков и снова упал. Изабель успела подхватить его под мышки и поставила на ноги.

– Давай-ка спустимся к реке, – предложила она. – Думаю, нам всем не мешало бы напиться.

– Что со мной случилось?

Она пожала плечами, насколько это было возможно под его тяжестью.

– Кто-то провел обряд АшкЭнте. Отец его терпеть не может: говорит, всегда призывают в самый неподходящий момент. Та часть тебя, которая была Смертью, ушла, а ты остался. Наверное. По крайней мере, к тебе вернулся твой прежний голос.

– Который час?

– А когда, ты говорил, жрецы закрывают пирамиду?

Мор прищурился и посмотрел слезящимися глазами в сторону гробницы. И действительно, освещенные факелами руки толкали дверь. Если верить легенде, скоро оживут стражи и начнут свой бесконечный дозор.

Он знал, что так будет. Он помнил это знание. Он помнил, как ум его стал холодным, будто лед, и безграничным, будто ночное небо. Помнил, как с появлением первой живой твари был против своей воли наделен бытием, как с самого начала знал, что переживет саму жизнь, и когда последнее живое существо отправится в мир иной, его обязанностью будет, образно говоря, взгромоздить перевернутые стулья на столы и погасить свет.

Он помнил одиночество.

– Не оставляй меня, – взмолился он.

– Я здесь, с тобой, – отозвалась Изабель. – До тех пор, пока я тебе нужна.