Мор, ученик Смерти

– Сейчас полночь, – отрешенно сказал он, опускаясь на берег реки Цорт, и погрузил разболевшуюся голову в воду. Рядом что-то зашумело, как будто сливали ванну: это Бинки тоже решил напиться.

– Значит, мы опоздали?

– Да.

– Как жаль. Я могу хоть что-нибудь сделать?

– Нет, не можешь.

– Ну, по крайней мере, ты сдержал обещание, данное Альберту.

– Да, – с горечью сказал Мор. – Хоть на это я оказался способен.

Проделать весь этот путь с одного края Диска на другой…

Стоило бы, наверное, придумать специальное слово для обозначения той микроскопической искорки надежды, которую не смеешь даже лелеять, чтобы она не исчезла, как исчезает фотон, не дав себя разглядеть. К ней можно лишь подбираться исподволь, глядя мимо, проходя мимо, дожидаясь, когда она подрастет настолько, чтобы уцелеть в этом мире.

Подняв мокрую голову, он взглянул на освещенный закатом горизонт и попытался вызвать в памяти стоящую в кабинете Смерти большую модель Плоского мира, но так, чтобы Вселенная не догадалась о его планах.

В подобные мгновения равновесие событий кажется таким хрупким, что разрушить его может любая озвученная мысль.

Он сориентировался по узким лентам центрального сияния, пляшущего среди звезд, и, руководствуясь наитием, решил, что Сто Лат находится… вот там.

– Полночь, – произнес он вслух.

– Полночь уже прошла, – отозвалась Изабель.

Мор поднялся с песка, стараясь не светиться от ликования, как маяк, и взял Бинки под уздцы.

– Поехали, – скомандовал он. – Времени в обрез.

– О чем ты?

Мор наклонился, чтобы усадить ее позади себя. Идея была хорошая, но в итоге он чуть не выпал из седла. Изабель, мягко отстранив его руки, вскочила на коня без посторонней помощи. Бинки, которому передалось лихорадочное волнение Мора, всхрапнул и ударил копытом.

– Я спросила: о чем ты?

Мор развернул коня в сторону далекого сияния заката.

– О скорости ночи, – ответил он.

* * *

Выглянув из-за зубцов замковой стены, Кувыркс застонал. Граница была всего в одной улице, отчетливо видная в октариновом свете, и ему не нужно было воображать себе ее шипение. Волшебник и так его слышал – угрожающий хищный шорох, с которым частицы вероятности ударялись о границу и высвобождали свою энергию в виде шума. Продвигаясь, перламутровая стена заглатывала флажки, факелы и ожидающие толпы, оставляя позади только темные улицы. Где-то там, подумал Кувыркс, я крепко сплю в своей постели, и ничего этого не случилось. Какой же я счастливчик.

Он пригнулся, слез по приставной лестнице на каменные плиты и со всех ног понесся в главный зал, путаясь в длинной мантии. Проскользнув через маленькую дверцу в огромной двери, он приказал стражникам ее запереть, подхватил полы своего одеяния и, чтобы не попадаться на глаза гостям, свернул в боковой коридор.

В освещенном тысячами свечей парадном зале толпились первые лица долины Сто, почти все – не вполне понимая, что они здесь делают. А еще, разумеется, там был слон.

Именно вид слона убедил Кувыркса в том, что он окончательно тронулся умом, однако несколько часов назад это показалось ему превосходной идеей: досадуя на подслеповатого первосвященника, Кувыркс припомнил, что лесопилка на окраине города приобрела эту зверюгу для перевозки тяжестей. Слон был немолод, страдал артритом и отличался вздорным нравом, но в качестве жертвенного животного обладал одним несомненным преимуществом. Его первосвященник точно должен был разглядеть.

Шестеро стражников опасливо пытались удержать слона, чьи медлительные мозги вдруг сообразили, что сейчас он должен бы находиться в привычном стойле, где вдоволь сена и воды, а также времени на сон, в котором можно увидеть жаркие и жухлые просторы родного Клатча. Он начинал беспокоиться.

Пройдет совсем немного времени, и станет очевидно, что для его нарастающей ретивости есть и другая причина: в суматохе приготовлений его хобот нашарил церемониальную чашу, содержавшую в себе галлон крепкого вина, и под шумок осушил ее. И вот уже непривычные горячечные образы бурлят перед его старческими глазками: выкорчеванные с корнем баобабы, брачные схватки с другими самцами, триумфальные забеги всем стадом через окрестные деревушки и другие полузабытые радости. Вскоре ему начнут мерещиться розовые человечки.

К счастью, все это было неведомо Кувырксу, который перехватил взгляд помощника первосвященника – предусмотрительного молодого человека, который сообразил надеть длинный резиновый фартук и болотные сапоги, – и подал тому знак к началу церемонии.

А сам бросился в ризницу, где не без труда натянул особое ритуальное облачение, творение рук королевской швеи, которая, закопавшись в самую глубину своей корзины для рукоделия в поисках обрезков кружев, блесток и золотой канители, создала такой шедевр безвкусицы, каким не погнушался бы сам аркканцлер Незримого Университета. Кувыркс позволил себе секунд пять повосхищаться своим отражением в зеркале, нахлобучил остроконечную шляпу и помчался обратно, успев вовремя притормозить, чтобы степенно войти в зал, как подобает высокопоставленному лицу.