Во дворе застучали копыта; цоканье постепенно ослабевало и вскоре оборвалось, будто лошадь просто-напросто исчезла с лица земли.
В трактире стояла мертвая тишина. Все избегали встречаться глазами. Никто не хотел первым признаваться, что он только что видел то, что, кажется, видел.
Поэтому право нетвердым шагом пересечь зал, протянуть руку и пробежаться пальцами по знакомым, ободряюще гладким доскам предоставили хозяину. Дверь была целой и невредимой – такой, какой и должна быть дверь.
Все видели, как Мор трижды сквозь нее пробежал. И ни разу при этом ее не открыл.
Бинки изо всех сил набирал высоту. Он поднимался почти вертикально, молотя копытами воздух; пар валил у него из ноздрей и кудрявился позади. Зарываясь лицом в конскую гриву, Мор держался коленями и руками, но в основном силой воли. Он отважился посмотреть вниз лишь тогда, когда воздух сделался холодным и пустым, как похлебка в работном доме.
В зимнем небе у него над головой беззвучно мерцало центральное сияние. А внизу серебрилось под лунным светом…
…перевернутую плошку диаметром во множество миль. Сквозь нее виднелись огни. Сквозь нее проплывали облака.
Нет. Мор вгляделся повнимательней. Облака определенно заплывали внутрь, и внутри плошки тоже плыли облака, но там они были клочковатее, двигались в другом направлении и вообще, похоже, никакого отношения не имели к тем, что оставались снаружи. И было что-то еще… ах да, центральное сияние. Из-за него тьма вне призрачной полусферы имела легкий зеленоватый оттенок, но под куполом от него не оставалось и следа.
Впечатление было такое, будто Мор смотрел на частицу другого, почти идентичного мира, пересаженную на Диск. Там, внутри, погода была немного иная, и сияние не освещало ночь.
И Диск отторгал эту частицу, обступал ее со всех сторон и стремился вытолкнуть в небытие. Мору не дано было увидеть сверху, как она сжимается, однако его внутренний слух улавливал саранчовое потрескивание границы, которая ползла по земле, делая все на своем пути таким, каким ему полагалось быть. Реальность исцеляла сама себя.
Мор точно знал, кто находится в центре купола. Даже с такой высоты было видно, что сердцем ему служит Сто Лат.
Он пытался гнать от себя мысли о том, что случится, когда купол сожмется до размеров комнаты, затем до размеров человека, до размеров яйца. Но тщетно.
Логика могла бы подсказать Мору, что в этом и кроется его спасение. Через пару дней все образуется само собой: книги из библиотеки вновь будут правы; мир, подобно эластичному бинту, вернется в прежнее состояние. Логика могла бы подсказать ему, что вторичное вмешательство лишь усугубит положение. Все это могла бы подсказать ему Логика, если бы не взяла отгул именно в эту ночь.
Свет в Плоском мире распространяется довольно медленно: скорость его гасится сильнейшим магическим полем, и поскольку в данный момент та часть Края, где находился остров Крулл, проходила непосредственно под орбитой маленького солнца, там все еще стоял ранний вечер. Было довольно тепло, поскольку Краю достается больше солнечных лучей, благодаря чему он наслаждается мягким приморским климатом.
На самом деле Круллу, значительная часть которого (за неимением лучшего слова назовем ее береговой полосой) выступает за пределы Края, очень повезло. Те коренные крулльцы, которые этого не ценили, относились либо к тем, кто не смотрит, куда идет, либо к лунатикам, а потому благодаря естественному отбору таковых осталось немного. В любом социуме есть процент людей, выпадающих из структуры общества, но на Крулле если уж ты из нее выпал, то обратно уже не вернешься.
Терпсик Мимс к выпавшим не относился. Он относился к рыболовам. Разница была в том, что рыбалка – более дорогое удовольствие. Но Терпсик был счастлив. Наблюдая, как в ласковых тростниковых заводях реки Хакрулл покачивается перышко поплавка, он почти ничем не загружал свой ум. Единственное, что могло вывести его из равновесия, – это клев. Момент подсечки рождал в нем неподдельный ужас. Рыбины, холодные и склизкие, метались и действовали ему на нервы, а нервы у Терпсика и без того были ни к черту.
До тех пор, пока у Терпсика Мимса не было клева, он принадлежал к числу счастливейших удильщиков Плоского мира, поскольку река Хакрулл протекала в пяти милях от его дома и, следовательно, от госпожи Гвлэдис Мимс, с которой он вкусил шестимесячное счастье супружеской жизни. С той поры минуло без малого двадцать лет.
Когда кто-то устроился с удочкой выше по течению, Терпсик не огорчился. Разумеется, некоторых его собратьев-рыбаков возмутило бы такое нарушение приличий, но у Терпсика был свой взгляд на вещи: все, что снижало его шансы поймать проклятущую рыбину, полностью его устраивало. Сейчас он краем глаза заметил, что незнакомец ловит на мушку: занятие, спору нет, увлекательное, но Терпсику оно не подходило, поскольку для подготовки оснастки нужно было проводить дома слишком много времени.