Мор, ученик Смерти

Мор никогда по-настоящему не скучал по дому – потому, наверное, что голова у него постоянно была занята чем-то другим. Но сейчас на него впервые нахлынула тоска – не по месту даже, а по душевному состоянию, по обыкновенным человеческим тревогам: о деньгах, о болезнях, о близких людях…

«Надо выпить, – подумал он, – может, хоть тогда полегчает».

Сбоку от трактира были открытые стойла, и для Бинки нашлось место в теплой, напитанной конским духом темноте, где уже стояли три лошади. Развязывая торбу, Мор гадал, чувствует ли скакун Смерти то же самое по отношению к другим лошадям, которые ведут не настолько сверхъестественный образ жизни. Те настороженно разглядывали нового соседа; на их фоне он определенно смотрелся внушительно. Бинки был настоящей лошадью (о чем свидетельствовали волдыри от черенка лопаты на руках Мора), а рядом с прочими выглядел еще более настоящим. Еще более реальным. Более конским. Живее самой жизни.

На пути ко входу в трактир Мор уже готов был сделать один важный вывод, но, к сожалению, его отвлекла вывеска над дверью с низкой притолокой. Изготовивший ее художник не мог похвастаться особыми талантами, но название «Галава каралевы» сопровождалось безошибочно узнаваемыми контуром подбородка и огненно-рыжей копной волос Кели.

Мор со вздохом толкнул дверь.

Завсегдатаи разом оборвали свои беседы и вперились в него тем честным сельским взглядом, который недвусмысленно намекает, что чужака здесь за пару булавок огреют по башке лопатой и при луне закопают под компостной кучей.

Пожалуй, сейчас имеет смысл приглядеться к Мору повнимательней, так как за последние несколько глав в нем произошли разительные перемены. Притом что локтей и коленок у него не убавилось, они, похоже, встали на свои места, и ходит он уже не так, словно суставы его наспех стянуты эластичными резинками. Прежде он выглядел так, будто не знал ничего, а теперь выглядит так, будто знает слишком много. По его глазам можно понять, что он повидал нечто такое, чего простой смертный никогда не увидит, по крайней мере дважды.

Во всем его облике есть что-то, намекающее наблюдателям, что досаждать этому парнишке будет столь же разумно, как ворошить осиное гнездо. Короче говоря, Мор больше не похож на добычу, которую кот сначала поймал, а потом отпустил на волю из собственного желудка.

Трактирщик ослабил хватку на рукояти толстой терновой дубинки, которая хранилась у него под стойкой как орудие усмирения, и сложил черты своего лица в нечто, напоминающее – хотя и весьма отдаленно – жизнерадостную, приветливую улыбку.

– Вечер добрый, ваша светлость, – сказал он. – Чем побалуете себя в этот морозный, заиндевелый вечерок?

– Что? – Мор, заморгал от яркого света.

– Он спрашивает: чего пить будешь? – растолковал сидящий у очага коротышка с физиономией хорька; он разглядывал Мора, как мясник – отару овец на лугу.

– М-м. Не знаю, – ответил Мор. – У вас есть звездовуха?

– Впервые о такой слышу, уважаемый.

Мор обвел взглядом лица, освещенные пламенем очага. Про таких людей обычно говорят «соль земли». Иными словами, они тверды, квадратны и опасны для здоровья. Но Мор, слишком занятый своими мыслями, не обратил на это внимания.

– А что у вас обычно заказывают?

Хозяин покосился на завсегдатаев – ловкий трюк, учитывая, что сидели они прямо перед ним.

– У нас, конечно, на первом месте укипаловка, ваша светлость.

– Укипаловка? – переспросил Мор, не замечая приглушенного хихиканья.

– Да, ваша светлость. Из яблок. Ну, в основном из яблок.

Мору подумалось, что вреда от этого не будет.

– Ладно, – сказал он. – Укипаловка так укипаловка. Мне пинту.

Пошарив в кармане, он вытащил полученный от Смерти кисет с золотом. Почти полный. Во внезапной тишине звяканье монет уподобилось громовым раскатам легендарных Медных Гонгов Лешпа, в которые штормовыми ночами бьют течения в затонувших башнях на глубине трехсот морских саженей.

– И будь добр, обслужи этих господ – подай каждому, что он пожелает, – добавил Мор.

Растроганный хором благодарностей, он даже не заметил, что его новообретенным друзьям укипаловка подается крошечными стопочками размером с наперсток, тогда как перед ним поставили деревянную кружку.

Разные легенды ходят об укипаловке: о том, как она изготавливается на гнилых болтах, согласно древним рецептам, довольно невнятно передающимся от отца к сыну. Что касается крыс, змеиных голов и свинцовой дроби – это все домыслы. А слухи о дохлых овцах – так и вообще откровенное вранье. Оставим в стороне и все вариации на тему брючной пуговицы. Зато чистая правда, что готовый напиток не должен соприкасаться с металлом: когда трактирщик, внаглую обсчитав Мора, бросил на стойку пригоршню медяков, пролитая укипаловка тут же вспенилась.

Мор понюхал и пригубил напиток. Укипаловка слегка отдавала яблоками, каким-то подобием осеннего утра, но преимущественно нижним ярусом поленницы. Однако Мор не желал показаться невежливым и приложился к своей кружке.

Завсегдатаи, затаив дыхание, не сводили с него глаз и тихо считали глотки.

Мор ощутил, что от него чего-то ждут.