Янтарный телескоп

Теперь, Ксафания, — продолжал лорд Азраэль. — Что ты знаешь об этом Метатроне?

Он был человеком, есть ли у него сейчас физическая сила человека?

— Известность он приобрёл много позже моего изгнания, — отозвался ангел, — вблизи я его никогда не видел. Но он не сумел бы справиться с Королевством, не будь он действительно силён во всех смыслах. Большинство ангелов избегают схватки лицом к лицу. Метатрон наслаждается боем и одерживает верх.

Огунве мог бы сказать, что лорду Азраэлю что-то пришло в голову: он отвлёкся, на миг его взгляд затуманился, затем он с удвоенной энергией возвратился в настоящее.

— Да, да… В конечном счёте, Ксафания, как только что сказал нам господин Басилид, их бомба не только разверзла пропасть под мирами, но так глубоко нарушила структуру сущего, что разрывы и расселины теперь повсюду. Где-нибудь неподалёку должен быть путь к этой пропасти. Найди его.

— А что будешь делать ты? — резко спросил король Огунве.

— Я собираюсь уничтожить Метатрона. Но моя роль почти подошла к концу. Выжить должна моя дочь, а наша задача держать подальше от неё все силы Королевства, дать ей возможность найти путь в безопасное место. Ей самой, мальчику и деймонам.

— А госпожа Коултер? — поинтересовался король.

Лорд Азраэль провёл рукой по лбу.

— Я не стану её беспокоить, — отвечал лорд Азраэль. — Оставьте её, защищайте её, если получится. Хотя… Возможно, я к ней несправедлив. Чтобы она ни делала, она никогда не переставала меня удивлять. Но все мы знаем, что нам следует делать, и почему. Мы должны защищать Лиру, пока она не вернёт своего деймона и не скроется.

Может быть, наша Республика появилась с единственной целью помочь девочке в этом.

Выполним нашу задачу настолько хорошо, насколько сможем.

Госпожа Коултер лежала в постели лорда Азраэля в соседней комнате. Голоса потревожили её, она заворочалась, потому что сон её не был глубок. Она вынырнула из своей дремоты с ощущением беспокойства и тяжёлого желания.

Её деймон присел рядом с ней, но она не хотела подойти поближе к двери. Госпоже Коултер хотелось слышать голос лорда Азраэля, а не вникать в смысл отдельных слов. Она подумала: «Мы оба обречены. Все обречены».

Наконец дверь внешней комнаты захлопнулась, услышав это, она побудила себя подняться.

— Азраэль, — произнесла она, входя в тёплое сияние нафтовой лампы.

Его деймон мягко заворчала, и золотая обезьяна низко опустила голову, умиротворяя её. Лорд Азраэль разворачивал большую карту, он не обернулся.

— Азраэль, что будет с нами всеми? — спросила она, берясь за стул.

Лорд Азраэль прикрыл глаза и прижал веки ладонями. Лицо его было пустым от усталости. Потом медленно сел, опираясь на стол локтем. Оба деймона замерли в неподвижности, обезьяна скорчилась на спинке стула, снежная леопардиха сидела рядом с лордом Азраэлем прямая, настороженная, и, не мигая, смотрела на госпожу Коултер.

— А ты не слышала?

— Слышала немного. Уснуть я не могла, но не прислушивалась. Где Лира сейчас кто-нибудь знает?

— Нет.

Первый вопрос так и остался без ответа, он и не собирался на него отвечать, она это знала.

— Надо было нам пожениться и самим её растить, — сказала она.

Замечание оказалось таким неожиданным, что он моргнул. В самой глубине горла его деймона родилось мягчайшее ворчание, и она опустилась на пол в позе сфинкса, вытягивая передние лапы. Но он ничего не сказал.

Она продолжала:

— Сама мысль, чтобы забыться, мне невыносима, Азраэль. Что угодно только не это.

Я думала, что боль это куда хуже, я думала, что хуже бесконечных мучений ничего не выдумаешь. А на самом деле, пока ты остаёшься в сознании, лучше уж так, правда? Всё лучше, чем ничего не ощущая уходить в темноту, а всё ускользает от тебя навсегда, верно?

Ему оставалось только слушать. Он, не отрываясь, смотрел в её глаза, с глубочайшим вниманием, отвечать не было необходимости. Она сказала:

— В тот день, когда ты так ожесточённо о ней говорил, и ещё обо мне… Я подумала, что ты её ненавидишь. Понять твою ненависть ко мне я бы могла. Я к тебе ненависти никогда не испытывала, но я могла бы понять. Я знаю, за что ты мог бы меня возненавидеть. Но за что тебе ненавидеть Лиру, я не понимаю.

Он медленно отвернулся, потом снова взглянул на неё.

— Я помню, ты сказал очень странную вещь на Свельбарде, на вершине, перед тем, как уйти из нашего мира, — так продолжала она. — Ты сказал: пойдём со мной, и мы навеки уничтожим Пыль. Помнишь? Но ты ведь не это имел в виду? Совсем наоборот, верно? Теперь я это знаю. Почему ты не сказал мне, что собираешься делать на самом деле? Почему не сказал, что пытаешься защитить Пыль? Ты ведь мог бы сказать мне правду.

— Я хотел, чтобы ты присоединилась ко мне, — ответил он негромко и хрипло. — Я подумал, что ты предпочла бы ложь.

— Да, — прошептала она, — так я и думала.

Усидеть на месте она не могла, но сил встать ей действительно не хватало. На мгновение она впала в полуобморочное состояние, голова закружилась, звуки куда-то пропали, в комнате потемнело, но почти немедленно все ощущения безжалостно обрушились на неё, а ничего не изменилось.

— Азраэль… — пробормотала она.