Он подтянул свой рюкзак и отправился по направлению к морю посмотреть, что же там такое. Одно удовольствие было идти этим спокойным вечером по гладкой дороге, слушая стрекотание каких-то похожих на цикад насекомых в высокой траве и ощущая на лице мягкое тепло закатного солнца. И воздух тоже был великолепный, чистый и свежий. В нем не было ни капли запахов нефтепродуктов, которыми так сильно был насыщен воздух в одном из миров, который он прошел, в мире, которому принадлежала искусительница, его цель.
На закате он вышел к небольшому мысу возле узкой бухты. Если здесь были приливы, то сейчас было как раз время прилива, ибо над поверхностью воды виднелась только небольшая полоска белого песка.
Плавающих существ в бухте была дюжина или больше. Отец Гомез остановился, обдумывая увиденное. Дюжина или больше огромных белоснежных птиц размером с небольшую шлюпку с длинными, примерно два ярда длиной, прямыми крыльями, которые волочились по воде. Но были ли это птицы? Перья, головы и клювы их мало чем отличались от лебединых, но эти крылья были явно расположены одно за другим…
Внезапно они увидели его. Головы резко повернулись, и все крылья разом поднялись, точь-в-точь как паруса яхт, изгибаясь под дующим в сторону берега бризом.
Отец Гомез был поражен красотой этих крыльев-парусов, их совершенными формами, и скоростью птиц. Затем он заметил, что у них были не только паруса, но и весла: под водой были видны их ноги, расположенные не как крылья одно за другим, а рядом, и с помощью крыльев и ног они достигали на воде впечатляющей скорости и маневренности.
Когда первая птица достигла берега, то ринулась через песок прямо на священника.
Она злобно шипела и мотала головой, переваливаясь с боку на бок и щелкая клювом.
В клюве виднелись зубы, напоминавшие ряд изогнутых крючьев.
Отец Гомез был примерно в сотне ярдов от кромки воды, на низком травянистом мысу, и у него было достаточно времени, чтобы положить рюкзак, взять винтовку, зарядить ее, прицелится, и выстрелить.
Голова птицы взорвалась красно-белым облаком. Существо резко остановилось, потом сделало несколько неуверенных шагов и рухнуло на грудь. Оно жило еще минуту или больше. Ноги дергались, крылья хлопали, и большая птица билась в кровавом круге, поднимая в воздух траву, пока остатки воздуха красными пузырями не вырвались с долгим хрипом из легких, и существо затихло.
Другие птицы остановились, как только первая упала, и стояли, наблюдая за ней и за человеком. В их свирепом взгляде мелькнуло понимание. Они переводили взгляд с отца Гомеза на мертвую птицу, с нее на винтовку, с винтовки на его лицо.
Он снова поднял винтовку к плечу и увидел, что птицы среагировали, неуклюже подавшись назад и столпившись. Они поняли.
Они были прекрасными большими и сильными созданиями, похожимим на живые лодки.
Если они знали, что такое смерть и могли связать смерть с ним, то это может явится основой для плодотворного взаимопонимания. Как только они по-настояшему научатся боятся его, они в точности исполнят все, что он им прикажет.
Глава двадцать восемь. Полночь
— Мариса, проснись. Сейчас приземлимся, — сказал лорд Азраэль.
Их самолёт летел с юга, под ними бурный рассвет заливал базальтовую крепость.
Госпожа Коултер больная и разбитая нехотя открыла глаза. Она не спала. Пока самолёт направлялся к бастионам, она видела, как ангел Ксафания скользил над посадочной полосой, и поднимался, кружась, к башне.
Стоило самолёту приземлиться, лорд Азраэль выскочил и помчался к королю Огунве на западную сторожевую башню. Никакого внимания на госпожу Коултер он больше не обращал. Двое техников, которые немедленно прибыли обслужить самолёт, тоже её не замечали, ни один не спросил о гибели летательного аппарата, ею похищенного. Она словно бы стала невидимой. Грустно направилась она в комнату в адамантовой башне, а дежурный предложил принести ей туда кофе и перекусить.
— Чего-нибудь… Что найдёте, — сказала она.
— И кстати, — продолжала госпожа Коултер, когда человек уже повернулся, чтобы уйти, — алетиометрист лорда Азраэля, господин…
— Господин Басилид?
— Да. Найдётся ли у него время заглянуть сюда?
— Он сейчас работает со своими книгами, мэм. Я передам ему, чтобы поднялся, как сможет.
Она умылась, переоделась в чистую рубашку, что оставила себе. Ледяной ветер, сотрясавший окна, серый утренний свет заставляли её дрожать. Она подбросила немного угля на каминную решётку, надеясь, что её перестанет колотить. Но холод был в самых её костях.
Через десять минут в дверь постучали. Бледный темноглазый алетиометрист вошёл, слегка поклонился. Деймон-соловей сидела на его плече. Вслед за ним пришёл дежурный с подносом, принёс хлеб, сыр и кофе.
— Спасибо, что пришли, господин Басилид. Позвольте, я предложу вам подкрепиться?
— Я выпью кофе, благодарю.
— Прошу вас, скажите, — произнесла она, едва успев налить кофе, — я уверена, что вы следили за всем, что произошло: жива ли моя дочь?
Собеседник колебался. Золотая обезьяна стиснула руку хозяйки…
— Она жива, — осторожно произнёс Басилид, — но к тому же…