Жизнь взаймы

— Мне было бы очень страшно, если бы ты ничего не пережил в своей жизни и стал бы рассказывать мне, что я у тебя первая женщина в жизни.

— А ведь так оно и есть.

— Я не могу быть у тебя первой, но если ради меня ты забудешь их имена на какое-то время, этого будет вполне достаточно.

— Ну так что, поедем?

Лилиан мотнула головой. — Не сейчас. Я не хочу лгать сама себя, будто время может остановиться. Я хочу чувствовать его бег и не собираюсь обманывать себя. Оно останавливалось для меня зимними месяцами в санатории, но я не могла остановиться. Время словно вырывало и тащило меня вдоль обледенелого горного обрыва, то взад, то вперед.

— А сейчас ты остановилась?

Она поцеловала его. — Нет, сейчас я кружусь. Чуть-чуть. Как в танце.

* * *

Потом её охватило нетерпение, и ей захотелось уехать прочь. Прошло всего несколько дней, как она очутилась в Сицилии, а ей они казались месяцами. «Да, это были месяцы, — подумала она. — Для меня — месяцы». У неё был свой особый отсчет времени. Один день от другого был отделен для неё пропастью ночи глубиной в целые недели и моментом пробуждения в полном одиночестве. Она никогда не позволяла Клерфэ оставаться в её комнате до утра. У неё было правило, чтобы утром, когда она просыпалась, его не было рядом. Он считал это капризом, некоей причудой, но ей не хотелось, чтобы он слышал по утрам её кашель.

Лилиан полетела в Рим, и оттуда собиралась лететь дальше. Клерфэ поехал вместе с Торриани: надо было перегнать машину домой. С Лилиан они договорились снова встретиться в Париже.

Всю вторую половину дня Лилиан бродила среди римских руин. На другой день она сидела за столиком перед кафе на Виа Венето. Вечером ей надо было лететь дальше, но она всё ещё не могла решиться. Её внезапно охватила беспричинная меланхолия — сладостное чувство без примеси какой-либо печали, кроме, пожалуй, одной единственной, той самой, что маячит серебристо-серым видением на горизонте любой жизни, итог которой не определен и который никогда нельзя подвести как бухгалтерский баланс.

Ночь она провела в отеле и только поздним утром следующего дня отправилась в офис авиакомпании. Там в витрине ей бросился в глаза плакат с видом Венеции, и она вспомнила то, о чем они разговаривали с Клерфэ, когда гостили у Левалли; не раздумывая, она вошла в офис и попросила перерегистрировать её билет на рейс в Венецию. Ей вдруг показалось, что она обязательно должна слетать туда, прежде чем вернется в Париж. Она хотела выяснить для себя что-то, хотя и не понимала еще — что именно, но она обязательно должна была сделать это, перед тем как снова увидит Клерфэ.

— Когда вылет? — спросила она.

— Через два часа.

Лилиан вернулась с отель и начала собираться. Она полагала, что Клерфэ уже в Париже, но не решалась позвонить или написать ему и сказать, что задержится. Это она могла сделать и в Венеции, когда прилетит туда, подумалось ей, и при этом она точно знала, что не сделает этого. Ей хотелось побыть пару дней одной, так ей казалось, совсем одной, в полной недоступности, и, чтобы на неё никто не влиял, пока она не вернется. «Вернется? — подумала она. — А куда? Разве она не улетела и разве она всё ещё не продолжала лететь подобно одной из тех птиц, которые, по легенде, родились без лапок и должны были все время летать, пока их не настигала смерть? Но разве она сама не хотела этого? И разве не собиралась она теперь уяснить себе, что должна тоже и Клерфэ оставить?»

* * *

Самолет нырнул в розовый вечер, окутавший лагуну. Для Лилиан в отеле «Даниэли» нашлась угловая комната. Пока лифт подымался на её этаж, лифтер успел рассказал ей, что именно здесь разыгрался бурный роман стареющей Жорж Санд и молодого Альфреда де Мюссе.

— И чем всё это кончилось? С кем он изменил ей?

— Да ни с кем, мадмуазель. Он просто разочаровался в ней. Это мадам Санд изменила ему. — Лифтер ухмыльнулся. — С одним итальянским врачом. А месье де Мюссе был настоящим поэтом.

В глазах лифтера Лилиан заметила искорки скрытой иронии и некоей игривости. «Не исключено, что мадам Санд обманывала саму себе, — подумала она, — и любила одного, когда была в объятиях другого».

Лифтер открыл дверь. — Она ушла от него, — объяснил он. — Уехала и не сказала ему ни слова.

«Прямо, как я, — подумала Лилиан. — Неужели и я собираюсь обманывать саму себя?»