Таким образом, «Три стигмата» – роман, порожденный сильнейшими из моих атавистических страхов, уходящих корнями в раннее детство, и, несомненно, тесно связанных с ощущением одиночества и тоской, навеянной уходом отца из семьи. В романе отец появляется дважды: как Палмер Элдрич, отец злой, демонический, прячущий лицо под маской, и как добрый, отзывчивый, любящий, человечный, несмотря на суровость, Лео Булеро. Можно сказать, роман этот – выплеск сильнейшей на всем белом свете душевной боли: в 1963-м я вновь испытал то самое одиночество, которое пережил в детстве, после разлуки с отцом, и весь страх, весь ужас, описанный в «Трех стигматах» – чувства отнюдь не вымышленные, не придуманные, дабы заинтересовать читателя. Чувства эти – тоска по доброму отцу, страх перед злым отцом, отцом, бросившим меня в детстве, – исходят из самого сердца.
Ну, а в рассказе «Эпоха Прелестницы Пат» я отыскал тематическую основу романа, который захотел написать. Понимаете, Прелестница Пат – воплощение вечно манящей, вечно желанной красоты, «das ewige Weiblichkeit», вечной женственности, как выразился Гёте. Изоляция породила роман, а рассказ порожден тоской; так роман и получился смешением страха оказаться брошенным с грезами о красавице, ждущей меня где-то там… один Бог знает где: мне это до сих пор неизвестно. Точно скажу одно: если целыми днями сидишь за пишущей машинкой, выдаешь на-гора рассказ за рассказом, и все это время рядом нет ни души, все это время тебе не с кем даже словцом перекинуться, однако формально у тебя есть четыре дочери и жена, выгнавшая, выставившая тебя из дому в хибарку с однослойными стенами, где зимой такой холод, что чернильная лента пишущей машинки замерзает в буквальном смысле этого слова… да, в таком случае со временем ты наверняка напишешь нечто о стальных лицах с прорезями вместо глаз и о нежных, пылких юных девушках. Обо всем этом я и написал… и пишу по сей день.