– Хелло, – просипел Маквэйн, сняв трубку.
– Привет, – сказала Рыбус на том конце провода как ни в чем не бывало.
– Чего вам? – буркнул Маквэйн.
– Я вылечилась.
– То есть у вас ремиссия наконец началась?
– Нет, не ремиссия… полное излечение. Мне только что сообщили из МЕД. Их компьютер изучил все мои данные – снимки, результаты анализов и так далее, и… словом, от склеротических бляшек не осталось даже следа. Конечно, центрального зрения пострадавшему глазу уже не вернешь, но в остальном со мной полный порядок, а… А у вас как дела? – выдержав паузу, поинтересовалась Рыбус. – Вы ведь пропали куда-то… надолго, будто на целую вечность. Я уже забеспокоилась.
– Со мной все о'кей, – заверил ее Маквэйн.
– Такое событие обязательно нужно отпраздновать.
– Действительно, – согласился он.
– Ужин для нас приготовлю, как раньше… вам чего бы хотелось? Я, например, жутко соскучилась по мексиканской кухне. Тако у меня здорово получается, и мясной фарш в морозилке, помнится, был. Главное, чтоб не испортился. Разморожу, проверю. Как по-вашему, где лучше встретиться? Мне к вам прийти, или вы сюда…
– Давайте отложим подробности до завтра, – с усталым вздохом перебил ее Маквэйн.
Рыбус ненадолго умолкла.
– Простите, что разбудила посреди ночи. Мне только что позвонили из МЕД, а… а вы ведь – мой единственный друг, – призналась она и вдруг – невероятное дело! – всхлипнула.
– Все о'кей, – успокоил ее Маквэйн. – Главное, вы здоровы.
– Я тут… совершенно расклеилась, – хлюпнув носом, продолжила Рыбус. – Все, извините. Завтра поговорим. Однако вы правы: самой не верится, но я справилась. Ожила.
– А все – благодаря силе духа, – заметил Маквэйн.
– Все – благодаря вам, – возразила Рыбус. – Без вас я бы давно опустила руки. Знаете, я, конечно, об этом даже не заикалась, но… но смертельную дозу снотворного втихаря припасла, и…
– Все, – вмешался Маквэйн. – Достаточно на сегодня. Об ужине завтра днем договориться успеем.
С этим он дал отбой и улегся в постель.
«„Иов, детей и благ земных лишен, Терпеньем муки преодолевал, питал надеждой твердой сердце он, хоть захлестнул его несчастий вал“, как выразилась бы Фокс, – подумал он. – Я помог Рыбус преодолеть хождение по мукам, а она отплатила мне, лишив смысла, превратив в полную чушь самое для меня дорогое. Однако ж Рыбус осталась жива. Одолела болезнь. Выстояла. Будто крыса: мори, истребляй крыс хоть так, хоть сяк, а им все нипочем, и винить их в этом по меньшей мере глупо. Разве можно ставить кому-либо в вину волю к жизни? По сути, мы в этой звездной системе, под крохотными куполами на мерзлых планетах – явление того же порядка. Живем, стремимся выжить любой ценой. Рыбус Ромми разобралась, почуяла, в чем суть игры, сыграла как надо и победила, и к дьяволу Линду Фокс. К дьяволу все, что я люблю».
Ладно, чего там. Таков уж закон вселенной. Жизнь человека торжествует, пластмассовый сценический образ терпит крах… как ни крути, обмен более чем достойный. Уснуть бы теперь, да поскорей…
Дрожа от холода, Маквэйн с головой закутался в одеяло и сомкнул веки.
Назавтра, задолго до появления Рыбус, Маквэйна навестил провизионщик с целой партией продовольствия, разбудивший его ни свет ни заря.
– Вижу, у тебя и температура, и кислород по-прежнему сверх нормативов, – заметил он, щелкнув замками шлема.
– В пределах возможностей оборудования, – скромно ответил Маквэйн. – Далее – все вопросы к производителю.
– Ладно, я-то тебя не выдам. Кофейком угостишь?
Усевшись за стол один против другого, оба принялись за суррогатный кофе.
– Только что заворачивал к куполу этой девчонки, Ромми, – сообщил провизионщик. – Говорит, вылечилась окончательно.
– Ага. И мне вчера среди ночи звонила, рассказывала, – подтвердил Маквэйн.
– А еще говорит, будто это ты ей помог.
На это Маквэйн не ответил ни слова.
– Жизнь человеку спас.
– О'кей, о'кей, – проворчал Маквэйн.
– Что с тобой?
– Просто устал жутко.
– Да уж, наверное! Тут поди не устань. Господи, ну и бардак у нее… ты ей прибраться при случае помоги. Хотя бы от мусора избавиться и продезинфицировать все к чертовой матери: там же не купол – сплошная помойка. Она ведь за системой утилизации отходов не уследила, сток засорился, переполнился, и вся эта гадость обратно хлынула, прямо на шкафы со стеллажами, где хранятся продукты. Зрелище… в жизни такого не видел. Конечно, она ж ослабла, как…
– Поглядим. Разберемся, – оборвал его Маквэйн.
– Главное дело, выздоровела, – смущенно пожав плечами, подытожил провизионщик. – Сама себе лекарства вкалывала, знаешь?
– Знаю, – ответил Маквэйн. – Видел.
«Вот именно, видел. На всю жизнь насмотрелся», – мысленно добавил он.
– И волосы у нее начали отрастать. И слава Богу, а то без парика до сих пор смотреть страшно, скажи?
Маквэйн поднялся на ноги.
– Пора метеосводки готовить к эфиру. Прости, на треп времени больше нет.