Вспомнить всё

Ну, а сильнее всего, признаться, настораживает следующая мысль: я ж точно, точно знаю, что отличаюсь от сумасшедшей старухи, Леди Лизол, только количеством денег на счету в сберегательном банке. Деньги… гербовая печать, официально удостоверяющая трезвость ума! Наверное, Леди Лизол тоже боится переезжать. Совсем как я. Всего лишь хочет остаться там, где прожила не один год, спокойно жить прежней жизнью. По-прежнему задавать кучу работы машинам в прачечной, снова и снова стирая, суша одежду, наволочки и простыни. Там я с ней чаще всего и сталкиваюсь: спускаюсь в прачечную и вижу ее возле машин, присматривающую за бельем – вдруг да кто-нибудь стащит? Почему она никогда никому не смотрит в лицо? Отворачивается постоянно… чего ради? Ненавистью от нее веет явственно. Ненавистью ко всем прочим представителям рода людского. И вот представьте себе ее положение: те самые, кого она так ненавидит, готовятся к нападению! Вообразите, как ей, должно быть, страшно! Как страшно сидеть взаперти, дожидаясь стука в дверь, поглядывая на стрелки часов, понимая, что ждет ее в скором времени!

К северу от нас, в Лос-Анджелесе, преобразование многоквартирных домов вроде нашего в кондоминиумы настрого запрещено муниципальным советом. Квартиросъемщики-арендаторы одержали победу. Что и говорить, победа немалая, вот только Леди Лизол данное обстоятельство не поможет ничем. Здесь вам не Лос-Анджелес. Здесь – округ Ориндж. Здесь правит капитал. Самая беднота проживает малость восточнее нас, в мексиканском квартале-баррио[70]. Порой, когда ворота во двор открывают, впуская въезжающие машины, жены тамошних чикано вбегают внутрь с корзинами грязного белья, чтобы постираться у нас в прачечной за неимением собственных. Ну и возмущало же это бывших наших соседей! У человека, располагающего деньгами, пусть небольшими, но позволяющими жить в современном, огражденном от нежеланных гостей, полностью электрифицированном доме, поводов для возмущения в жизни – хоть отбавляй.

Ладно. Надо бы выяснить, что с Леди Лизол. Выселили ее, или как? Смотреть на окна бессмысленно: шторы задернуты круглые сутки. Потому и приходится топать вниз, в коммерческое представительство, к Элу. Увы, Эла на месте нет, а дверь представительства заперта. Да, точно, как же я мог забыть! На выходных Эл улетел в Сакраменто за какими-то жутко важными документами, потерянными властями штата, и, видимо, до сих пор не вернулся. Будь Леди Лизол в своем уме, я просто-напросто постучался бы к ней да спросил, как дела… но в этом-то и заключается вся суть трагедии: любой стук в дверь перепугает ее до полусмерти. Не в том она состоянии. С душевной болезнью лучше не шутить. Остается одно: постоять у фонтана, сооруженного застройщиками, полюбоваться ими же установленными садовыми вазами… что говорить, их стараниями дом приобрел великолепный вид. Раньше выглядел мрачно, словно тюрьма, а теперь – сад, да и только! Не пожалели застройщики средств на покраску с благоустройством, даже подъезд, считай, перестроили заново. Фонтан, цветники, застекленные двери… и Леди Лизол, затаившаяся у себя, ждущая рокового стука.

Может, записку ей к двери приколоть? Написать, скажем, так:

«Мадам, я сочувствую вашему положению и хотел бы помочь вам по мере возможности. На случай, если вам нужна моя помощь, живу я этажом выше, в квартире C-1».

Хм-м… а как подписаться? «Собрат по несчастью»? Такой же шизик, только с пятьюдесятью двумя тысячами долларов на счету, а потому – полноправный жилец, тогда как вы с минувшей полуночи официально считаетесь лицом, занимающим жилье незаконно… хотя еще день тому назад ваша квартира принадлежала вам в той же степени, что и мне – моя?

Поднимаюсь к себе с новой идеей: что, если написать письмо той, кого я когда-то любил, а ночью видел во сне? В голове роем клубятся всевозможные фразы. Одно письмо, и канувшие в прошлое отношения воссозданы, возрождены – вот какова сила моего слова!

А, чтоб его… она же ушла навсегда. У меня даже ее нынешнего адреса нет. Конечно, можно бы, поднатужившись да постаравшись, отыскать ее через общих друзей и знакомых… и что сказать?

«Дорогая моя, я наконец-то образумился и осознал, в каком перед тобою долгу. Памятуя, сколь недолго мы пробыли вместе, ты сделала для меня куда больше всех, кого я только знал в жизни. Теперь-то мне вполне очевидно, какую ужасную ошибку я совершил. Не могли бы мы поужинать вместе?»