Вспомни всех

Но бабка уже открывала тяжёлую деревянную дверь.

Втроём, они выбежали на улицу и остановились в нерешительности.

В кромешной тьме ярко светили фары грузовика.

Женщины пугливо застыли. Кто это?

Из грузовика один за другим вылезли шесть человек. Мужские силуэты в темноте, ничего больше. Ни формы, ни оружия, ни лиц, ничего не видно.

– Хенде хох! – грубо крикнули из темноты.

Последняя надежда рассеялась словно дым.

Немцы приблизились и грубо заржали.

– Партизан? Партизан? Я? – насмешливо спросил один из них.

Указав дулом винтовки на избу, немец что-то повелительно пролаял.

Женщины вошли в дом. Следом за ними, подозрительно озираясь, вошли фашисты.

В избе уже никто не спал, все обитатели последнего пристанища, затаив дыхание, жались по углам. Фашисты осмотрели все комнаты и согнали жителей в столовую.

– Есть! Бистро! – скомандовал фашист.

Бабка Агафья не двинулась с места, с ненавистью глядя на немца. Такая добрая и предупредительная со своими подопечными старушка, сделалась сейчас самим олицетворением зла.

– Да пошёл ты, мразь паршивая! – не своим голосом произнесла бабка и плюнула в лицо немцу.

– Швайне! – заорал тот, замахнулся и ударил бабку прикладом ружья.

Агафья свалилась как подкошенная.

Фашист не унимался.

– Швайне! Русиш швайна! Старый швайне! – орал он и бил ногами лежащую без сознания бабку.

Старушечье тело обмякло, последняя искра жизни угасла.

Все застыли как парализованные. Артёмка, стоящий близко к выходу, незаметно взял за руки двух девочек-сестёр и тихо потянул к себе. Не издавая не звука, малышки подчинились.

Фашист что-то скомандовал двоим солдатам на немецком, и те ринулись на улицу. Почти сразу послышалось испуганное коровье мычанье и куриное кудахтанье.

– Ааа, красавиц! Красавиц! – ухмыляясь, сказал тем временем, главный фашист, подходя к Сусанне.

– Не надо, пожалуйста, – пролепетала она.

Марина, стоящая подле неё всхлипнула.

И тут несчастных жертв как прорвало. В избе моментально со всех сторон зазвучали рыдания.

– Малчать! – заорал немец и разорвал на Сусанне рубаху.

Трое других, набросились на Марину.

С улицы вернулись фашисты, держа в каждой из рук по курице. Увидев, происходившую здесь забаву, они, недолго думая, направились к оставшейся взрослой женщине, с грудным младенцем на руках.

Младенец отчаянно кричал. Мать плакала и умоляла оставить ради дитя.

Грубые руки выхватили младенца. Второй немец схватил мать и повалил на стол, разрывая одежду.

– Партизан! Партизан! – глумливо кричал фашист, тыкая пальцем и лицо малышу.

Ребёнок не переставал кричать.

Предводитель только что закончивший насиловать Сусанну, подошёл, на ходу застёгивая штаны, и что-то сказал лающей немецкой речью, указывая на Сусанну.

Фашист, глумившийся над младенцем, бросил дитя на пол, словно мешок с мусором и ухмыляясь направился к Сусанне.

Предводитель тем временем, брезгливо поглядел на ревущего младенца. Склонив голову на бок, он словно бы исследовал что-то интересное в маленьком, корчащемся на полу личике.

Посмотрев на ребёнка так с минуту, он занёс над младенцем ногу, обутую в тяжёлый сапог и равнодушно раздавил миниатюрный череп. Послышался ужасный влажный хруст.

Мать ребёнка, которую в этот момент насиловал уже второй человек, перестала кричать. Задыхаясь от ужаса, она просто закрыла глаза и в бессилии, уронила голову.

Что происходило в избе дальше, Артёмка уже не видел. Он тихо вывел двоих девочек и незаметно увёл их в темноту. Что сделают нацисты с другими детьми, он уже никогда не узнает. Но что мог сделать в такой ситуации семилетний ребёнок?

Ничего.

А он сделал. Он сбежал. И спас ещё двоих детей.

Удалившись на безопасное расстояние, они припустили, что было сил в сторону Волги. Артёмка так и не заговорил за всё время, что пробыл в избе бабки Агафьи. Он не знал в точности, почему он перестал говорить, но был уверен в одном: это всё сон. Такого, просто не могло случиться с его мамой и братом. Это невозможно. И то, что он видел только что в избе не реально. Так не бывает, живые люди на такое не способны.

Пожалуй, уверенность в нереальности придала Артёмке определённые силы, он совсем уже перестал бояться и поэтому так легко вывел девочек.

Ему нравилось делать свой сон более интересным. Потом, когда он проснётся, он будет долго и подробно рассказывать обо всём Витьке. Вот уж и обзавидуется старшой. Конечно он будет бахвалиться и говорить, что ничего особенного, что он видел сны и поинтереснее, но… оба они будут знать, что это неправда.

Миновав последний пролесок, Артёмка и девочки выбежали на песчаный берег.

Занимался рассвет, было холодно. Дети остановились перед могучей рекой и как завороженные смотрели на правый берег.

Сталинград превратился в руины. Гротескно-уродливые чёрные развалины, дым и пепел. Повсюду, насколько хватало взгляда. Справа. Слева.

Слышались приглушённые выстрелы и периодические автоматные очереди. Вот уже четвёртый месяц на этом пепелище продолжается бой.

Артёмка упал на колени и повалился на бок.

«Боженька, сделай так, чтобы я наконец проснулся. Пожалуйста, боженька, помоги проснуться» – шептали дрожащие, детские губы…