Вспомни всех

В прихожей большой квартиры ютились сразу две семьи. Раньше, это шикарное жильё из десяти комнат, занимали семь человек. Отец, мать, четверо детей и бабка. Но сейчас, когда наступило военное время, евреев сильно уплотнили.

Немцы сначала просили с вежливой настойчивостью. Позже, уже не церемонясь, попросту гнали взашей и отправляли жить в скотские условия, словно каких-то бродяг.

Альфонс очень переживал по этому поводу. Никогда в жизни ему не приходилось терпеть подобного унижения. А прожил он, без малого, шестьдесят лет. Он меланхолично вспоминал то, что ему довелось услышать на последнем тайном собрании.

«Я не хочу вас зря обнадёживать, господа, – говорил председатель, – но, по информации из источника, заслуживающего доверия, нам, евреям, не стоит опасаться серьёзной угрозы. Какое-то время, конечно, придётся вытерпеть некие, хм… неудобства. Однако! Смею вас заверить, что оказывать сопротивление войскам рейха ни в коем случае не стоит!

Прежде всего, хочу подчеркнуть и это главное: цель Гитлера – Советский Союз и мы, как жители Польши, должны всеми силами оказать поддержку правительству страны, в которой живём. А правительство, по негласной договорённости, должно беспрепятственно дать возможность Вермахту, разместить стратегические позиции на западных границах СССР.

Господа, господа, прошу соблюдать порядок! Это не наша война и не наше решение! Мы – обычные евреи, никому не нужные, просто сейчас нам необходимо переждать бурю, чтобы продолжить дела своих семей! Не нужно создавать беспорядки! Неужели вы считаете таким уж зазорным, поносить какое-то время знак шестиконечной звезды на своём рукаве?! Ну что вы право слово…»

Чем больше вспоминал Альфонс о той речи председателя, тем сильнее он злился. Сначала повязки, потом их выставили из своих домов и поселили как скотину! Десять семей в одной квартире, что это такое?! Теперь нацисты и вовсе организовали открытый грабёж. Они просто заходят и роются в наших вещах. Отбирают драгоценности, картины, дорогую одежду! Всё, что он, Альфонс, наживал со своей семьёй всю жизнь!

Что же будет дальше?

Он с негодованием шагал из угла в угол.

Два сына: старшему двадцать пять, младшему двадцать, жена, её мать и две юные дочки, десяти и двенадцати лет. Как он мог оказывать сопротивление нацистам, имея такую большую семью? Ведь он несёт ответственность за их будущее!

Он вздрогнул, на плечо неожиданно положила руку жена.

– Что с тобой, Альфи? Ты будто сам не свой.

Альфонс разозлился.

– Сам не свой?! – переспросил он, – сам не свой?! В уме ли ты, жена? Ты разве не видишь, что происходит? В каком положении мы находимся? Ты что? Ты слепа, или может, глупа?

– Не нужно срывать на мне злобу, Альфонс, – с достоинством ответила жена, – я понимаю всё не хуже твоего, однако, показываю больше мужественности. Твоё поведение вызывает беспокойство у детей и мамы. Ты должен сохранять спокойствие! Мы должны это пережить!

Альфонс задохнулся от ярости:

– Ты… Ты… Дура!!! ДУУРРАА!

На них уже смотрели все обитали прихожей. Из комнат с любопытством выглядывали соседи.

Жена побледнела и отвернулась.

– Знаешь, Альфонс, ты просто гадок!

Он лихорадочно подумал и вдруг сказал:

– Собирай вещи, мы уходим. Собирай маму и девочек. Всё, что осталось, всё, что сможешь взять. Рафаэль, Михаил, собирайтесь, мы уезжаем, – крикнул он сыновьям.

Жена застыла в недоумении.

– Куда собираться, Альфи? Куда ты хочешь нас вести? Город оккупирован.

– Молчи! Предоставь это мне. Быстро! Все быстро, выход через пол часа.

В этой семье царил патриархат. Слово отца было законом для всех. Альфонс сколотил нешуточное состояние, обеспечил будущее сыновей и дочерей, заботился о жене и её матери. Его привыкли слушаться всегда, послушались и сейчас.

Через полчаса, собрав свои скудные пожитки, еврейская семья двигалась по улицам Кракова. Они направлялись в сторону вокзала.

– Сейчас, сейчас – твердил Альфонс, – всегда можно договориться. Где твои бриллиантовые серёжки? – спросил он жену, – в крайнем случае, дадим взятку коменданту, нас обязательно выпустят, кому мы нужны? Всего лишь одна жалкая семейка бедных евреев…

Они не прошли и километра, как их остановил патруль.

– Эй вы! Куда это вы направляетесь? – спросил рослый немец, с ружьём на плече.

– Господин офицер, – внушительно начал Альфонс, – мы хотели бы переговорить с герром комендантом.

Немец застыл на миг и вдруг расхохотался, задрав голову.

– Ты слышал, Ганс, а? Они хотели бы поговорить с комендантом! – обратился он к своему спутнику, – хахаха, с комендантом, ааа! Ганс! Во каков, еврей!

Альфонс стушевался. Позади него стояли две пожилые женщины, две испуганные девочки и двое взрослых сыновей, которые впрочем, тоже были испуганы не меньше.

Он сбивчиво забормотал:

– Я не, позвольте… я… простите, господа, что же здесь такого смешного, я не понимаю. Не понимаю в чём…

Неожиданно второй патрульный, которого хохочущий нацист назвал Гансом, быстро подошёл и наотмашь ударил Альфонса по лицу.

– А ну заткнись, падаль!

Еврейская семья остолбенела. Казалось, даже спутник Ганса немного смутился.