Ганс вспомнил попрёки матери и постоянную нужду. Его передёрнуло.
– Да! Что ж, пусть так! Надеюсь, мы ещё увидимся, дорогой Фриц!
Он обнял своего друга и вошёл на территорию.
Тяжёлые ворота захлопнулись за ним с глухим стуком.
Его взору предстало, ласкающее мальчишеский взор, зрелище.
Покуда видели глаза, простиралось широкое поле полигона. Спортивные снаряды, канаты, препятствия. Откуда-то издалека доносились выстрелы. «Стрельбище» – подумал Ганс.
Привратник, пропустивший его, отдал бумагу Рихарда подошедшему солдату и что-то сказал.
– Так точно, – откликнулся солдат и обратился к Гансу, – новобранец?
– Да, господин! – ответил Ганс.
– С этого момента никаких «да». «Так точно» и «никак нет». Обучение начинается прямо сейчас, кадет! Следуй за мной.
– Так точно! – с готовностью отозвался Ганс.
Они прошли по мощёной дороге вдоль спортивной площадки. Новоиспечённый кадет с упоением наблюдал, как тренируются его будущие сокурсники.
Несколько парней висели на турниках, дрожа от напряжения, а поодаль стоял солдат с секундомером в руке и хладнокровно наблюдал за их мучением.
Трое лезли по канатам на высокую перекладину, ещё четверо отжимались на брусьях. Никто из тренирующихся не замечал проходившего мимо Ганса.
– Сюда! – вывел Ганса из задумчивости резкий голос солдата.
Они подошли к длинному бараку с номером 3. Солдат распахнул деревянную дверь и первым вошёл внутрь.
– За мной! – снова скомандовал он.
Это была военная казарма. В одной общей зале, ровными рядами выстроились двухъярусные кровати.
Солдат что-то отметил карандашом в блокноте и сказал:
– Твоё место будет здесь: верхняя полка, вторая кровать справа. Запомни сразу, чтобы потом не бегал за мной с вопросами. Вещей у тебя нет, поэтому место в тумбочке тебе ни к чему. Сейчас идём в санитарную часть. Там тебя подстригут и выдадут форму. Это шмотьё можешь сдать в гардеробную, или выбросить, дело твоё.
Ганс стоял навытяжку и слушал…слушал…слушал.
***
За эти две недели он отлично освоился и нашёл общий язык со своими соседями по казарме. Всех их объединяла безграничная любовь к фюреру.
Распорядок дня был примерно таким же, как в армии. В 5.30 подъём, две минуты собраться и выйти на плац, там зарядка и утренние физкультурное занятие. После – завтрак в столовой, где кормили вкусно и сытно.
После завтрака они маршировали в учебное здание, где в течение трёх часов проходили занятия по теории нацизма и методам борьбы с врагами рейха. Затем обед и двухчасовой отдых. Можно было заниматься всем, что не противоречило правилам корпуса, но территорию покидать было строжайше запрещено. Впрочем, Гансу этого и не хотелось.
На территории была библиотека и зал с кинопроектором, на котором ежедневно по вечерам показывали немое кино и записи выступлений фюрера.
После дневного отдыха наступало время для двухчасовой тренировки по физической подготовке, бою и стрельбам.
Ганс как новичок, занимался пока только физическими упражнениями. Бегал, отжимался, подтягивался, приседал. Бою его должны будут начать учить не раньше чем через месяц, как сообщил его сосед в казарме.
Его звали Вольф, он был старше Ганса на два года и спал на нижнем ярусе. Они подружились с первого дня, Вольф сразу взял новобранца под свою опеку и принялся обучать премудростям кадетской жизни.
– У нас здесь всё пристойно, Ганс, – сказал он, – можешь не опасаться кражи, или какой другой гнусности. Нас всех здесь объединяет бедность и наша ненужность там, за забором. Мои родители предали Германию, и я не смог терпеть их низости! Мой отец укрывал несколько лет в нашем подвале поганого еврея! Как такое вообще возможно? Отец! К еврейской мрази у него было больше внимания, чем к родному сыну, Ганс!
Рейх дал мне жизнь, а мои родители будут заканчивать своё жалкое существование там, где им самое место! Я дал показания, теперь они в тюрьме, Ганс! Вот что, друг, запомни: наша семья Фюрер и партия. Если биологическое родство становится поперёк нашему делу, выбор всегда должен быть в сторону партии. Больше от тебя ничего не требуется. Верность, Ганс! Вот что сегодня в цене.
Ганс слушал, разинув рот. Вольф очень любил заниматься воспитанием своего нового «младшего брата», как он несколько раз назвал Ганса, к величайшему удовольствию последнего. Каждый удобный случай: перерыв между занятиями, тихий час, или время перед отбоем, Вольф посвящал идеологическим внушениям.
Вскоре Ганс признался Вольфу, что его мать, скорее всего вредитель.
– Она постоянно выказывала неудовольствие, когда я ходил на выступления фюрера. Пыталась давать мне какую-то работу по дому, лишь бы я не ходил слушать речи нашего вождя. Да и на работе своей она всегда общалась непонятно с кем. Мне кажется, у неё есть связи с евреями.
Вольф слушал всё это, нахмурив брови.
– Понимаешь, Вольф, меня останавливает лишь то, что брату всего восемь лет. Что с ним станет, если её арестуют?