Всё, чего я не помню

Подъехало такси, и с переднего сиденья выскочил Самуэль. В обычной рабочей одежде, волосы растрепаны, как будто он спал в машине.

– Что произошло?

– Понятия не имею.

– Все вышли?

– Думаю, да.

– Yes everyone is out[62], – снова сказала Нихад, на этот раз не так уверенно.

А потом мы услышали голос. Кто-то закричал, вроде с чердака, женщины собрали детей рядом с собой, некоторые из них плакали, Зайнаб и Майса снова и снова пересчитывали детей, словно не могли поверить, что все на месте. Самуэль посмотрел на меня безумным взглядом:

– Ты готов?

* * *

Мне стыдно, что я не обнаружил это раньше, мне это даже в голову не приходило. Конечно, я чувствовал запах, когда мы ехали сюда, и видел, что она хромает, но хромала она уже давно. Я думал, что шуршание издает взрослый подгузник. Нам пришлось удерживать ее на стуле и снять с нее обувь, чтобы посмотреть, что не так. Было сложно различить ноготь, кожу и гной. Хуже всего выглядел ноготь на большом пальце, он отрос, а затем загнулся дугой и был похож на пожелтевший птичий коготь. Пластиковые пакеты, которыми она обернула ногу, упали на пол с мокрым звуком.

– Как давно вы так ходите? – спросил врач.

Бабушка не ответила.

– С этим нужно что-то делать, – сказал врач.

* * *

Мы помчались к дому, Самуэль впереди, я за ним. Взбежали по каменной лестнице к верхнему входу, дверь была открыта, оттуда валил дым, уже на террасе ощущался жар, вдали гудели сирены.

– Не выйдет, – сказал я. – Слишком жарко.

Самуэль посмотрел на меня и улыбнулся:

– Банк впечатлений?

Он сорвал с себя пиджак, прижал его к лицу, глубоко вдохнул и бросился в дым. Его спина исчезла. Я сосчитал до трех, уткнулся носом в локоть и пошел за ним.

* * *

Из смотровой ее выкатили с белой повязкой на ноге. Ногти обрезали электрической пилой, и медсестра, которая катит коляску, говорит, нам очень повезло, что воспаление не распространилось дальше.

– Спасибо за помощь, – благодарю я.

– А сейчас – обед, – говорит бабушка.

* * *

Огонь вопил, что нам надо убираться оттуда, смеялся над нами, когда мы пытались подняться по лестнице, я шел, прижавшись к стене, потому что видел, что так же двигается Самуэль. Мы поднялись на верхний этаж, там было прохладнее, мы осмотрели кабинет, детскую и спальню. Никого. Но в спальне была открыта дверь в кладовку с одеждой, и там, среди осколков битого оконного стекла, лежал пацан, лет пятнадцати на вид, у него только начал появляться пушок над верхней губой, и сейчас там виднелись осколки стекла, лицо было серым. Самуэль посмотрел на меня, я пожал плечами. Я его никогда не видел. Мы подняли его. Он ничего не весил. Самуэль взял его за ноги, я – за верхнюю часть туловища. Мы пошли к лестнице, но воздух стал жарче, лестница трещала под ногами, а когда я схватился за металлические перила, мне показалось, что волосы на руках загорелись. С последних ступенек мы рухнули, лежали вповалку на полу в прихожей, вся гостиная была охвачена огнем, я видел, как огонь пожирает пианино, картины, паркет, ковер. Все хрустело и скрипело, и я собрался с последними силами, чтобы выползти на солнечный свет, тащил за собой тело паренька, его голова высунулась за порог, Самуэль на четвереньках выполз следом. Он кашлял, пока не посинел, на лице черные следы копоти.

– Подожди немного.

Он обернулся и заполз обратно в пекло. Я потянулся за ним, но у меня не хватило сил его удержать.

* * *

Мы сидим в больничном буфете и ждем заказ. Нас окружают измотанные отцы семейств, пенсионеры с трясущимися руками, дети, которым верхнюю часть комбинезона замотали вокруг пояса, сотрудники больницы, погрузившиеся в чтение вечерних газет, водители такси, разговаривающие по мобильным телефонам, и вот бабушка – она сидит за столом и изучает всех и все вокруг. А потом наклоняется вперед и спрашивает, в Швеции ли мы.

– Да, мы в Швеции.

– А так и не скажешь.

Я ничего не говорю, у меня нет сил начинать этот разговор, не сейчас. Еда готова, я иду за ней, бабушка сидит с вилкой наготове и улыбается, когда я ставлю на стол поднос: пирог с лососем и долькой лимона для нее, сэндвич с курицей для меня. На чеке время и дата: тринадцать двадцать семь пятого апреля две тысячи двенадцатого года.

* * *

Самуэль отсутствовал не больше тридцати секунд. Но по ощущениям – целую вечность. В конце концов я увидел, что он ползет к нам. Он упал вперед, хватая ртом воздух, из пиджака вывалилась розовая фарфоровая миска с золотистой отделкой.

– Крышку не нашел, – прохрипел он.

* * *

Мы все еще в буфете. Бабушка смотрит в тарелку. Она так и не притронулась к еде.

– Ты не голодна? – спрашиваю я.

Она держит вилку наготове и смотрит на еду так, словно перед ней кроссворд. В конце концов тянется за долькой лимона и глотает ее полностью.

– Теперь я сыта.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я.

– С удовольствием. Полчашечки. Черный, сказал хозяин дома маляру и пожалел об этом. После такого дня мы заслужили что-нибудь сладкое. Посмотри, есть ли у них мои любимые конфеты.

Она достает бумажник и протягивает мне еще одну купюру. Я возвращаюсь с кофе и сладостями, на чеке пробито четырнадцать минут третьего.