А потом какой-то лгун посчитал нужным рассказать Самуэлю о перепалке в подъезде у Лайде. Этот человек превратил два слабых толчка в агрессивный грабеж. Этот человек сказал, что напали не на Лайде, а на ее сестру. Самуэль вошел ко мне в комнату и сквозь зубы спросил, известно ли мне что-то об этом. Я сказал: нет. Самуэль спросил снова. Я объяснил, что эти слухи вранье. Что я поехал туда поговорить с Лайде, а она сделала вид, что не узнала меня, и набросилась на меня, стала кусаться и пинаться, а я всего-то пару раз ее слегка толкнул.
– Я не виноват, что она упала с лестницы.
Самуэль просто смотрел на меня. Потом пошел в свою комнату и начал собирать вещи в коробки.
– Я просто хотел с ней поговорить, – сказал я.
Он не ответил.
– Она сама начала.
Самуэль пошел в ванную и забрал зубную щетку.
– Не знаю, что ты слышал, но там и правда не было ничего серьезного.
Самуэль сказал, что слышал и много чего другого, что я преувеличивал стоимость квартплаты, чтобы заставлять его платить больше (неправда). Что вымогал у жильцов дома деньги (тоже не совсем правда).
– Кто это сказал? – спросил я.
– Черт, а Лайде права, – пробормотал Самуэль. – Ни на кого положиться нельзя.
Когда он захотел уйти, я преградил ему путь. Он посмотрел на меня. Что-то в его взгляде погасло. Я отошел в сторону. Мы расстались. Не врагами, но и не лучшими друзьями.
Я газую, переезжаю через мост и мчусь к пансионату. Все места на парковке заняты, поэтому я подъезжаю прямо ко входу и помогаю бабушке выбраться из машины. – Здесь нельзя парковаться, – говорит бабушка.
– Ничего страшного. Это ненадолго.
Перекладываю содержимое пакета в бабушкин чемодан. Фотографии и флаконы духов, дедушкина меховая шапка и диск Ларса Рооса с прозрачным роялем. Иду с ней к дверям. Вспоминаю правило для запоминания кода и ввожу код.
– Все прошло хорошо? – спрашивает медсестра, которую я не узнаю.
– А как же, – отвечает бабушка.
– Но что произошло?
– Ничего страшного, – говорит бабушка, помахивая ногой.
– Вросший ноготь, – добавляю я.
Мы обнимаемся, я целую ее в щеку, кожа шершавая и вся в родинках, она пахнет бабушкой, она всегда будет пахнуть бабушкой, это запах взрослых подгузников и старческих духов, пастилок от кашля и ополаскивателя для рта.
– Спасибо за сегодняшний день, – говорю я.
– Не за что.
Ухожу. Спускаюсь на лифте. Потом обнаруживаю чемодан и возвращаюсь. Когда я вхожу в гостиную, она смотрит на меня, протягивает ко мне руки и кричит:
– Наконец-то! Я так тебя ждала.
Я отдаю чемодан, задерживаюсь на несколько секунд. Она морщит лицо.
– И что? Если вы ждете чаевых, то совершенно напрасно. У меня нет мелочи.
Когда я спускаюсь к машине, на лобовом стекле лежит штраф за парковку. Он выписан в пятнадцать пятьдесят пять. Я ругаюсь, кладу штраф в бумажник и завожу мотор.
Больше я Самуэля не видел. Хотя даже после похорон все равно видел. Везде. Не похожих на него людей, а его, я видел Самуэля. Правда. Настоящие Самуэли ходили по улицам Стокгольма. Он сидел в кафе на Гётгатан в бирюзовой майке, пробегал мимо по эскалатору с огромным драконом в руках, сидел за рулем серебристого «ситроена» с ржавыми задними колесами и одновременно говорил по такой устаревшей блютус-гарнитуре, которая крепится на ухо. Будь это кино, я бы подошел и обнаружил, что это совсем не он, а кто-то другой, какой-нибудь актер с похожими чертами лица, но здесь я каждый раз замечал, что отвожу взгляд, пока этот человек не исчезнет. У меня не было выбора, как будто тело хотело, чтобы я поверил: он все еще жив, ходит вокруг с драконами, ездит на серебристых «ситроенах» и сидит в кафе в бирюзовых майках.
Я приближаюсь к месту, где это произойдет, выезжаю с кольцевой развязки, проезжаю заправку, гипермаркет, МакАвто. Еду небыстро. Не иду на опасный обгон. Никто меня не видит, не замечает. Ни в одной из встречных машин, проехавших мимо того дерева, не подумали, что здесь, на этом самом месте, вскоре пролетит машина, словно ее водитель решил, что дорога просто продолжается прямо, хотя она поворачивает налево.
Через несколько недель после похорон я услышал голос Самуэля. Рядом с площадью Медборгарплатсен я прошел мимо газона, на котором сидели музыканты, алкашня, нарики и школота. Это место никак не связано с Самуэлем. Я почти дошел до фонтана, цыгане стирали в нем одежду, вода покрылась пеной, какие-то дети мочили там ноги, их мама пыталась заставить их вернуться к двойной коляске, пахло баклажаном на гриле, на скамейке сидел владелец собаки и ел мороженое, упаковка была снята, как кожа с банана, обычный будний день, ничего особенного, и вдруг я услышал, как Самуэль прокричал мое имя. Это правда, я услышал его голос, одновременно радостный и раздраженный, как будто он давно меня не видел и рассердился, потому что думал, что я прошел мимо и сделал вид, что не заметил его, как будто мы назначили здесь встречу, и я опоздал на двадцать минут, не предупредив его.