Она выглядела как обычно, хотя, пожалуй, немного старше. На ней была брошь с совой, и когда я попытался заговорить с ней, она просто прошла мимо, как будто я невидимый.
– Эй, подожди-ка немного, – сказал я.
– Чего тебе? – спросила она. Голос звучал резче, чем я его помнил.
Она не остановилась, быстрыми шагами поднималась по лестнице, я шел следом. Я сказал, что она должна уяснить, что воздух и люди – не одно и то же, и все люди заслуживают того, чтобы их выслушали, но она не слушала, а ускорила шаги, и тогда я догнал ее и схватил за запястье. Пакеты с едой упали на пол. Ее самоуверенная улыбка исчезла. Наконец она поняла, что я не шучу. Я не хотел навредить ей, только заставить ее выслушать меня, но она вырвалась и стала кричать, и, чтобы заткнуть ее, я положил руку ей на рот и сказал успокоиться. Тогда она укусила меня, я поменял руку и сказал, что если она укусит меня снова, то пожалеет об этом.
– Молчи и слушай, и тогда все будет хорошо, лады?
Но вместо того, чтобы слушать, она изворачивалась и пинала меня по ноге, а я прижимал ее к стене, чтобы стоять на расстоянии. Я хотел сказать то, ради чего пришел, что Самуэлю плохо и что ей надо снова все обдумать, но не успел, потому что она укусила меня снова, и на этот раз острые зубы прошли сквозь кожу, лампы на потолке погасли, и на несколько секунд я потерял контроль, я не ударил ее, а толкнул, один раз к стене, а другой к перилам. Вот и все. Два вялых тычка. Потом я вышел из подъезда.
Сестра не вернулась из магазина. Через двадцать минут я начала волноваться. Позвонила ей на мобильный и сначала подумала, что она забыла его, потому что я слышала сигнал, телефон звонил где-то в квартире. Я ходила из комнаты в комнату и в конце концов поняла, что сигнал идет из подъезда. Я открыла дверь, включила свет на лестнице. Она лежала на втором этаже, первое, что я увидела, – ее левая рука под странным углом к телу, белая трубчатая кость торчала из порванной джинсовой куртки, она лежала лицом вниз, кровь на стене, кровь на перилах, ее рот был зияющей дырой измельченных обломков зубов и треснувших губ, она очнулась, когда я дотронулась до нее, расплакалась, увидев меня, она стонала, я обнимала ее, говорила, что все будет хорошо, кричала и пинала двери, пока соседи не вышли на лестницу.
Назад я поехал на метро, чтобы не попадаться на глаза водителю автобуса. Я не хотел никому навредить. Но она перешла в нападение и искусала мои руки, подкладка куртки была мокрой от крови и задеревенела на морозе, пока я шел домой от метро. Я вымыл руки и вытер их бумагой, чтобы не испачкать полотенца. Самуэль был в своей комнате. Я прошел к себе. Думал, что если что-то пошло не так, то по вине Лайде.
Полиция квалифицировала это как попытку изнасилования, но сестра сказала, что скорее на нее напал наркоман в поисках быстрых денег. Она сопротивлялась. Он так и не добрался до ее бумажника.
Да. Понятное дело, я раскаиваюсь. Но ты должен уяснить, что речь идет о двух толчках. Два вялых толчка. Всего-то.
После нападения я решила уехать из страны. Не было сил там оставаться. Не было сил каждый день ходить по этому подъезду и думать о безжизненном теле сестры. Я обещала себе не оставаться там слишком долго и хотела сдержать обещание. В марте две тысячи двенадцатого я переехала из Стокгольма в Париж. Когда я приземлилась в аэропорту Шарль-де-Голль, из тела ушла тяжесть. Через пять дней у меня уже было достаточно переводческих заказов, чтобы подписать договор на квартиру.
Лайде тоже не без греха. Конечно, я ее толкнул. Но она уничтожила Самуэля. Пробралась к нему в голову и переделала там все так, что он начал сомневаться в себе. Некоторые раны заживают легче других.
Прошло несколько недель, прежде чем я услышала, что произошло. Конечно, я расстроилась. Думала о его семье. Маме и сестре. Его друзьях и знакомых. Но знаете, что странно? Я совсем не чувствовала вины. Наша история закончилась. После расставания мы не общались. У него были более близкие люди. И часть меня, пожалуй, была благодарна за то, что мы не были вместе, когда это случилось. Иначе не знаю, как бы я это вынесла.
Она убедила его, что ей можно доверять, а потом предала его, да так, что он не смог это пережить.
Почему он это сделал? А мы точно уверены, что он это
Она убила его.