Всей землей володеть

Святополк вдруг залился нервным, хриплым смехом. Когда бояре, поклонившись, вышли из горницы, он зажёг свечи на ставнике, рухнул на колени, распростёрся ниц перед иконами и заплакал, шепча срывающимся голосом:

— Спаси, спаси, Господи! Грех, грех страшный!

Глава 102 УБИЙСТВО В НОЧИ

Следы Глеба отыскались за Корелой, в чудском рыбацком посёлке близ озера Вуоксы. Славята и его спутники сошли в Кореле с ладьи (а ехали они под видом торговых гостей из Плескова, скупающих меха и рыбу) и дальше двигались посуху вдоль низменного болотистого берега озера.

Места здесь были дикие, густой лес шумел, подступал порой к самой воде, тут и там виднелись поросшие зелёной ряской топкие болотца с тоненькими чахлыми берёзками и осинками на кочках и по берегам.

У озера высокие сосны тянули к солнцу свои могучие стволы, но стоило отойти вглубь леса, как сменял их тёмный труднопроходимый ельник, такой, что приходилось сквозь него продираться, ломая ветки.

К посёлку добрались вечером, в лучах далёкой, тускло гаснущей за лесом зари. Тихо было, только комары противно жужжали над ухом. Славята, весь искусанный, чертыхался, хлопал себя по щекам, отгонял назойливых кровососов.

Как только стемнело, они ворвались с обнажёнными мечами в дом старосты. Какие-то оружные люди в кольчугах преградили путь, но после короткой яростной схватки были отброшены.

Славята и Бьёрн, выломав дверь, вбежали в горницу.

Князь Глеб, с мечом в деснице, в дощатой брони, но без шелома, стоял у раскрытого окна. В свете свечи видно было его лицо, всё исполненное презрения и брезгливости к своим врагам.

— Что, вороги, переметчики?! Ваша, стало быть, перемога?!

Он с грохотом швырнул меч на стол.

— Вот так-то лучше будет, княже, — ухмыльнулся Славята. — Эй, Бьёрн, Людота, Ждан, вяжите ему руки!

— Что?! — Глеб побагровел от ярости. — Князю руки вязать!

В это мгновение вдруг вспомнился ему умирающий посреди площади волхв с искажённым злобой и болью лицом, и его слова: «Смерть от брата свово на челе у тя написана!»

Неужели же... Святополк осмелился!

Глеб похолодел от ужаса, но справился с собой. Нет, он не дастся в руки этим катам! Пусть он умрёт, но сражаясь, как подобает храброму воину! Князь потянулся за мечом, но меча на столе уже не было.

На него налетели сразу трое, сбили с ног, Глеб отбился, разбросал их в стороны, грозно поднялся и пошёл прямо на Славяту. Четвёртый из нападавших подскочил сбоку, подставил князю ногу, Глеб тяжело рухнул на пол, к ногам Славяты, и в тот же миг на него насели, навалились сверху несколько человек. Они прижали князя к полу, сдавили грудь, а Бьёрн, схватив толстую верёвку, обвил Глебу шею и стал душить.

Свеча, упавшая со стола, погасла, Славята с волнением всматривался в темноту, слышал приглушённые хрипы, ругань, тяжёлое, прерывистое дыхание. Наконец, он схватил трут с кресалом, дрожащими пальцами высек искру, зажёг подобранную свечку и разглядел, как Бьёрн с перекошенной от натуги красной рожей стягивает верёвку на шее Глеба, всё туже и туже; увидел, как напряглись огромные мускулистые руки нурмана, обнажённые до локтей.

«Що ж, кат — он кат и есь! — подумал Славята, и тут вдруг ударило ему в голову молнией: — Енто как же! Яровит со Святополком в стороне, а я сам ездил, Глеба имал, дозволил убить его. Що ж выходит?!»

Славята похолодел от этой гадкой мысли; ему казалось, словно бы какая-то липкая жижа болотная обволакивает его, он стоит вымазанный, грязный, и нет ему спасения, нет жизни. Боярин расстегнул ворот кафтана, смачно сплюнул, поёжился.

Всё, боярин, готово, — сказал Бьёрн. Он тяжело поднялся с колен, за ним встали остальные, кто-то тихо шепнул:

— Ох, и силён же был, чёрт! И тяжко ж тащить, верно, будет.

Славята умело изобразил на лице крайнее изумление.

— Поцто ж ты, Бьёрн, князя придушил?! Да ты що, ополоумел?! Как посмел на его руку поднять?!

— Пустое болтаешь, боярин. Как велели, так сделал. Главное, без крови.

В полумраке сверкнули злобным оскалом белые зубы нурмана.

Поутру они выехали за село, тело Глеба положили в лодку на берегу озера.

Славята молчал, стискивая десницей саблю. Мысленно примериваясь, окинул Бьёрна взглядом с ног до головы. И, наконец, пересилив дрожь в руках, решился.

Сильный сабельный удар раскроил нурману череп. Войлочная шапка покатилась вниз по пригорку, упала в журчащую струю ручья. Бьёрн охнул, пошатнулся, застыл на мгновение, а затем тяжело, грузно полетел вослед шапке, ломая кусты боярышника.

— Мёртв, — заключил Славята, отодвинув носком тимового сапога голову нурмана.

— А вы що глядели?! — прикрикнул он на отроков. — Ворог сей, нурман, князя Глеба убил! Коварно, у вас на глазах! А вы молцали, помогали ему в деле богопротивном!

— Дак и ты, боярин, тож молчал, — усмехнулся в усы один из подручных, худой, костистый туровец с помятым после схватки в горнице лицом.