Всей землей володеть

— Княгиня! Роксана, свет мой! Ты... ты не плачь. Молю тебя! Ты... ты подумай так: дщерь у тебя есть, отец есть. И друзья, подруги. Не всё в этом мире потеряно, не всё кончено. Пройдёт туга горькая, схлынет печаль, солнце снова засияет.

Роксана резким движением сбросила со своего плеча его длань.

— Солнце моё погасло! И довольно о том! — твёрдо сказала она, вскочив на ноги и грозно выпрямившись в струнку. — Не дура я, вижу: подослан ты!

Да Господь с гобой! — Авраамка в ужасе отшатнулся от неё и набожно перекрестился. — Вот тебе крест, по своей воле пришёл! Не за того принимаешь меня, лада милая!

— Чтоб «лада милая» боле не слыхивала я! Понятно! — прикрикнула на него Роксана. — Княгиня я, чай, не девка тебе подольская! И ответь: почто тя Святополк тако приветил вдруг? Слыхала ещё, королева угорская, Софья Изяславна, когда приезжала давеча, звала тя в угры, книги переводить для крулевичей. Правда ли?

— Правда. Было это. Ну так и что? — пожал плечами Авраамка. — Мало ли кого куда зовут. Просто увидела: латынь, греческий я разумею. Вот и позвала.

— Нет, гречин, не просто! — гневно перебила его Роксана. Славята, переветник, бают, друг те первейший! Тако ли?!

— Да какой там друг?! — Авраамка усмехнулся и махнул рукой. — Так, учились вместе, малые ещё когда были.

— Что о смерти князя Глеба ведаешь?! — строго, сдвинув брови, продолжала допытываться Роксана.

— Ничего. Могу догадываться только. Думаю, бояре его погубили. Не любили князя Глеба за жестокость, за лютость его, за то, что права новгородцев пятой своей попирал.

— Да как смеешь ты князя судить! — воскликнула Роксана. — Ну-ка, ступай отсед! Убирайся вон! Вон!

Она указала перстом на дверь.

Авраамка взмолился:

— Подожди! Подожди хоть мгновение! Не гони! Сказать к тебе пришёл! — Он в отчаянии приложил руку к сердцу. — Думаю, уехать тебе сейчас надо, в Чернигов, к отцу. А там князь Всеволод. Он человек добрый, умный. Он и волость тебе даст в кормление, и дочь твою не оставит, доброго жениха ей найдёт. И знай: отныне куда ты, туда и я за тобой следом. Нет мне без тебя жизни, княгинюшка!

Он смотрел в её серые пылающие гневом глаза, видел перед собой её прямой, тонкий носик, пухлые, искривлённые болью уста, и так и хотелось ему прижать её к груди, заслонить, избавить от беды.

Но Роксана топнула в негодовании ножкой.

— А ну, убирайся! Мразь ты, крючкотвор! Вона как мыслишь?! Стало быть, пред Всеволодом мне на колени броситься?! Енто после того, как он меня чуть было в поруб не заточил! Ты, гречин, холоп! И мысли твои холопьи! А я — княгиня есмь, и чужой милости дядиной не ищу! Ну, пошёл, пошёл вон! Постылый! Али гридней тотчас призову, вытолкают тя силою!

Авраамка, горестно вздохнув, выбежал из горницы.

Роксана, держась за сердце, села на ларь. Странно, душевная боль её становилась как будто менее острой. Разговор с Авраамкой пробудил её к жизни, словно бы придал решимости. Она почти знала теперь, как должна поступить.

Глава 104 ЖАЖДА МЕСТИ

Глеба похоронили, как и хотели, в Чернигове, в Спасо-Преображенском соборе. Курился фимиам, епископ и иереи читали заупокойные молитвы, а Роксана, едва не теряющая сознание, поддерживаемая княгинями Анной и Гидой, всё смотрела на морморяную раку и вспоминала мужа живого. Она рыдала, не таясь; боль, горечь, тоска наполняли её сердце. Вот здесь же когда-то золотым осенним днём их венчали, она стояла у аналоя в праздничном багряном платье, молодая, счастливая, едва сдерживала улыбку, а он, Глеб, статный молодец, богатырь — косая сажень в плечах, — надевал ей на палец тонкое обручальное кольцо. Как было это давно! И словно и не с ней, Роксаной, было.

Но слёзы вмиг исчезли из глаз молодой женщины, когда увидела она перед собой Всеволода. Князь Хольти, облачённый в долгое чёрное платно, был полон показного сострадания, вздыхал тяжело, говорил хрипло:

— То гордыня всё! Она, проклятая, погубила Глеба! Жаль, жаль, не слушался старших сыновей! Всё вознестись хотел, воссесть выше других! А оно вон как вышло! Бог-то, Роксанушка, он всё ведь видит, всё знает.

Опускал очи долу князь Всеволод, крестился, шептал молитву, но Роксана не верила ни одному его слову, ни одному вздоху. Она чуяла: рад дядя, рад! И слова его — одно сплошное лицемерие. Так и хотелось ей врезать что было силы по слащавому иконописному его лицу! Роксана с трудом удержалась, молча слегка наклонила голову в ответ на Всеволодовы речи, а после едва не бегом выскочила из врат собора. Нет, она не хотела больше оставаться в Чернигове, она решила, твёрдо решила мстить за Глеба. И она не остановится, не успокоится, не отступит! Только когда услышит она сладкие для своего слуха слова: «Всеволод гниёт в порубе! Святополк бежал за сине море! Яровит корчится на колу! Славята болтается в петле!» — она будет считать, что месть её свершилась. Но что будет потом, что дальше?!