Всей землей володеть

В голосе Святополка звучала тревога, он согревал дыханием зябнущие ладони и вопросительно исподлобья посматривал на спокойно выслушавшего его рассказ Владимира.

— То, брат, сей волчище, верно, от стаи отбился али больной какой. А может, запах крови учуял, выбежал. Бывает. Мне вон, когда отроком ещё в Ростов ходил, на спину сзади волк прыгнул. А я ведь комонный был, и гридни вокруг. Воевода Иван тогда его свалил.

— Бывает, — повторил задумчиво Святополк. — Слышь, Влада, а может... Может, то оборотень был, волкодлак. Вон про Всеслава какая молва идёт.

— То глупости, сплетни бабьи! — недовольно морщась, резко возразил ему Мономах. — Негоже князю в этакое веровать! Христиане мы с тобою, чай, не поганые!

— Оно верно. Да больно уж волчина странный. — Святополк покачал в сомнении головой.

Ратные вели пленных. Владимир увидел вдруг ту самую жёнку, что билась посреди двора с туровцами. Подошёл, отстранил рукой дружинника с копьём, спросил:

— Чья будешь? Я, Владимир Мономах, князь Смоленский, вопрошаю.

Женщина молчала, во взгляде её карих глаз читались насмешка и презрение.

— Что молчишь? Отвечай.

— Да она немая, князь. Поленицей была у князя Всеслава. Гриднем, — хмуро отмолвил светлобородый полоняник с кровавым рубцом через чело. — Так и звали: Поленица. И имени никоего несть у её.

— Поленица. Нет, ты погляди, Влада, — сказал подошедший Святополк. — То волчище, то баба какая-то сатанинская. А сам Всеслав словно сквозь землю провалился. Уходить отсель надо. Дьявольское место — этот Полоцк. Тьфу! Изыди, нечистая сила!

Он трижды сплюнул через левое плечо и положил крест.

Полонянка, видно, услыхала слова об исчезновении Всеслава. Она вдруг заулыбалась и забормотала что-то нечленораздельное.

— Гляди, радуется, стерва! — сказал один из воинов, рослый седоусый туровец.

— Может, ей голову велеть снести, а, Влада? — предложил Святополк. — Это ж нечисть, не человек.

— Да ты что, брат?! — Владимир в гневе и изумлении развёл руками. — Жёнка, как жёнка! Бог её, бедняжку, обделил, языка не дал, а ты...

— А и вправду, вродь деваха ничего! Сладкая! — рассмеялся кто-то из дружинников.

— Чья она? Кто взял? — Владимир обвёл взглядом собравшихся вокруг воинов.

— Я взял, — ответил седоусый туровец.

— Вот те сребреник. Приведёшь ко мне. — Мономах круто повернулся и по громко хрустящему под ногами снегу поспешил в свою вежу.

...Поленица, как вошла, остановилась у порога. Владимир встал, приблизился к ней, но женщина внезапно нагнулась, молниеносно выхватила из голенища сапога засапожник и вскинула руку в боевой рукавице. Владимир перехватил её длань, отобрал и отшвырнул в сторону нож.

— Дура! — раздражённо сказал, садясь обратно на кошмы. — Я тебя, почитай, от смерти спас, от поруганья, а ты?! Думаешь, я тебя сильничать, что ли, стану?! Князь я еси, христианин. Да и княгиня у меня, сын малый.

Женщина посмотрела на него с удивлением, помотала головой, пожала плечами.

— И что с тобой деять? — Владимир задумался. — Мечом, стало быть, ты владеешь. Из лука стреляешь? На коне скачешь?

Поленица утвердительно закивала.

— Значит, ратному делу обучена? Так вот: воротимся в Смоленск, дам тебе свободу, поедешь на заставу, в степь. Чем тут, в Полоцке, своих же русичей... — Он посмотрел на удивлённое красивое лицо женщины и, не выдержав, рассмеялся.

Поленица вдруг заулыбалась ему в ответ, лукаво щурясь и забавно кривя тонкие розовые губы.

Глава 100 ЗАВИСТЬ И ЗЛОБА ОЛЕГА

Князь Олег сидел, понурив голову, на лавке за столом в горнице. Тянул из ендовы пенистое холодное пиво, сокрушённо т/ряс пепельными непослушно вьющимися волосами.

Пиво было горькое, и мысли у князя были горькие, тяжёлые, словно давили они на него, давили всей своей тяжестью. Безнадёга — тупая, унылая — владела им, отчаялся Олег; сидел, стиснув уста, думал, но ничего путного не приходило на ум.

Вот уже без малого год как дядья вывели его из Владимира-на-Волыни и посадили в Чернигов под надзор Всеволода. Неусыпно, за каждым движением его следили стражи, стрый расточал любезные холодные улыбки, а когда подступал к нему Олег с просьбами: дай, мол, какую-никакую волость в держание, надоело без толку болтаться — отвечал уклончиво, призывал к смирению и терпению.

Тяжкие несчастья обрушились на Олега — летом внезапно разболелась и умерла его молодая жена, дочь хана Осулука, а вслед за ней скончался их маленький сын Святослав. Князь носил траур, горевал. Владимир, брат и друг, как мог утешал, говорил: будут ещё у Олега в жизни радости.