Всей землей володеть

Олег стал крёстным отцом Владимировых сыновей — сначала первенца Мстислава, потом второго — Изяслава. С тайной завистью и сожалением смотрел Олег на красивую, цветущую молодостью Гиду — кто б мог и подумать, что хрупкая, маленькая девчушка с тёмными, исполненными грусти глазами превратится в такую кралю?! Повезло Мономаху, повезло. Ему вообще везёт, не то что Олегу. Вся слава чешского похода — досталась Владимиру, теперь вот на Полоцк он ходил — и тоже воротился с победою, тоже с удачей. И дети у Владимира пошли, и стол он держит смоленский. А что у него, Олега? Мрак, отчаяние, безнадёжность!

От нечего делать ходил Олег в гости ко Всеволоду, хоть и не особо приятно было ему видеть напыщенную смуглянку Анну, переяславских отроков, бояр, маленьких Ростислава и Евпраксию. Иное дело — Гида: глядя на неё, млел Олег, похоть овладевала им, преследовало его неотступное плотское желание. Один раз не выдержал, обхватил Гиду за тонкий стан, стиснул в объятиях. Вырвалась молодая княгиня, глянула на него с презрением, вымолвила возмущённо, вскинув горделиво голову в белом убрусе:

— Как ты смеешь?!

Олег и не осмелился, шатнулся посторонь. И... возненавидел с той поры счастливого, удачливого Владимира. Ко Всеволоду он больше не ходил, всё сидел сиднем в своих покоях, смотрел в окошко на распускающиеся почки, на щебечущих птичек, на вешний разлив Десны да пил, глуша раздражение, горькое пиво.

Тут-то и приступили к нему двое «вятших былей» — Воеслав, отец Роксаны, и Ратша.

После смерти князя Святослава и возвращения из отменённого Всеволодом похода на Корсунь Ратша тоже сидел без дела у себя в хоромах — ни Всеволоду, ни Изяславу служить он не захотел. Но у Ратши хоть был дом свой, были волости, была жена-красавица и двое чад-близняшек. Нет, и Ратше Олег завидовал чёрной завистью.

Боярин Воеслав, в синем кафтане с долгими, перетянутыми обручами рукавами, в высокой островерхой шапке, с золочёным поясом с раздвоенными концами, начал осторожно, издалека:

— Гляжу я, мрачен ты, княже. Невесел. Аль кручинушка какая лихая тя точит?

— Тебе-то что с сего, боярин? — Олег горестно вздохнул.

Ратша, как всегда, прямой, рубанул сплеча:

— Не обрыдло ль те, княже, тут сидеть, под рукою дядиной?! Не поискать ли те стола черниговского?! Чай, многие за тя встанут! Не любят бо в Чернигове князя Всеволода! Пришлый он, чужой нам! И сын его тож!

— Опасные речи ведёшь, Ратша. — Олег подозрительно покосился на этого рослого богатыря в алой, расшитой огненными узорами рубахе тонкого сукна и синих шароварах.

«И впрямь, яко петух. Разоделся-то эко». — Князь невольно улыбнулся.

— А чего?! — горячился Ратша. — Вот мы посидели, подумали, такое хощем те присоветовать: бежал бы ты с Чернигова. А куда — сам смекай. Мы мыслим: оно лучше б в Тмутаракань. Тамо брат твой Роман княжит, а с им вместях Борис, сын Вячеславов, двоюродник твой. У их и дружины есь. Тамо, в Тмутаракани — греки, касоги, готы. Наберёшь себе ратных. Аще что, и с половцами сговоришься. Воротишься вборзе, отымешь Чернигов у Всеволода.

Олег вопросительно воззрился на Воеслава. Выслушав слова Ратши, он как-то сразу встряхнулся, подобрался, даже хмель былой из головы вылетел. Подумал: а ведь правы они, правы! Что он здесь сидит, киснет, ждёт от дяди милостей?! Надо мечом, мечом стол добыть! Это стрый Всеволод, тот всё словами лукавыми обольстить его хощет. Но здесь не словеса — сила ратная надобна! Мечом, кровью недругов обагрённым, он, Олег, путь себе проложит!

Воеслав тем временем говорил ему:

— Тако, княже, всего лучше. Боле идти те некуда. Брат твой Глеб невестимо где, с Новгорода бежал, бают, у чуди обретается. Силы у Глеба нету. На тя единая надёжа наша, княже.

Олег кивал, соглашался, слушая такие желанные полушёпотом сказанные речи бывшего тысяцкого. Словно бальзам для исстрадавшейся души, были для него слова старого Воеслава. Расправил плечи Олег, отбросил прочь печаль свою и тоску. Сказал только:

— Да будет тако.

...Вскоре после Пасхи, 10 апреля, вечером, когда на улицах Чернигова ещё шумело буйное веселье, двое всадников осторожно проскользнули через Восточные ворота к устью Стрижени. Здесь ждал их паромщик с двумя поводными конями.

— Садимся. Греби вборзе! — грубым голосом крикнул паромщику один из всадников. Они быстро спешились и, ведя коней под уздцы, ступили на большой бревенчатый паром. С тихим плеском поплыл паром через бурную, напоённую талыми водами Десну.

Двумя людьми, тайно бежавшими из Чернигова, были князь Олег и дружинник Ратша.

Глава 101 СТРАШНЫЙ ГРЕХ