Возвращение короля

Тогда Гэндальф, убедившись в безумии Денетора и опасаясь, что тот уже совершил непоправимое, решительно двинулся вперед, а за ним Берегонд и Пиппин. Денетор же отступал, пока не остановился у стола внутри гробницы. На этом столе они увидели Фарамира, по-прежнему погруженного в горячечное забытье. Под столом и высоко вокруг него были сложены дрова, и все было обильно пропитано маслом, даже одежда Фарамира и его покровы, но огонь еще не подносили. И тут Гэндальф явил силу, которую скрывал, как скрывал в складках серого плаща блеск своего могущества. Чародей вспрыгнул на вязанки дров, легко поднял больного, соскочил вниз и понес его к двери. Но Фарамир застонал и в бреду позвал отца.

Денетор вздрогнул, будто проснулся, огонь в его глазах погас, и он заплакал и сказал: — Не отнимай у меня сына! Он зовет меня.

— Зовет, — ответил Гэндальф, — но вы еще не можете прийти к нему. Ибо он на пороге смерти должен искать исцеления, хотя может и не найти его. Вам же надлежит отправиться на битву за ваш Город, где, может быть, вас ждет смерть. В глубине души вы это сознаете.

— Он уж не проснется, — сказал Денетор. — Битва напрасна. К чему жить? Почему бы не умереть вместе, рядом?

— Не в вашей власти, наместник Гондора, назначать час своей смерти, — ответил Гэндальф. — Лишь языческие короли, обуянные Темной Силой, поступают так, в гордыне и отчаянии убивая себя и своих родичей, дабы облегчить свою смерть. — И, выйдя за порог, чародей вынес Фарамира из страшных стен и положил на носилки, на которых его принесли сюда. Денетор последовал за ними и стоял, дрожа и глядя на лицо сына. Все молча смотрели на муки Денетора. На мгновение тот заколебался.

— Идемте! — позвал Гэндальф. — Мы нужны там. Предстоит многое сделать.

Денетор вдруг рассмеялся. Вновь гордо выпрямившись во весь рост, он быстро отступил к столу и поднял изголовье, на которой прежде покоилась его голова. Подойдя к двери, он сорвал покров, и о диво! в руках у него оказался палантир. И когда Денетор поднял его, всем почудилось, будто внутри шара зажглось пламя, отчего изможденное лицо наместника словно озарилось красным огнем и стало казаться высеченным из твердого камня, резко очерченное густыми тенями, благородное, гордое и ужасное. Глаза наместника сверкнули.

— Гордыня и отчаяние! — воскликнул он. — Ты думал, Белая башня поражена слепотой? Нет, я видел больше, чем тебе ведомо, Серый Глупец. Ибо твоя надежда не что иное как невежество. Так ступай же и трудись, исцеляя! Иди и сражайся! Все суета. Ибо тебе по силам лишь отвоевать немного времени, на день торжествовать победу. Но ту Силу, которая поднимается ныне, победить невозможно. К Городу протянут лишь один ее палец. Весь восток пришел в движение. Даже сейчас ветер твоей надежды обманывает тебя, он несет к Андуину флот под черными парусами. Запад проиграл. Для тех, кто не хочет быть рабами, пришла пора уходить.

— Такие советы сделают победу Врага поистине несомненной, — заметил Гэндальф.

— Что ж, надейся! — насмехался Денетор. — Разве я не знаю тебя, Митрандир? Ты надеешься править за меня, стоять за каждым троном на севере, юге или западе. Я прочел твои мысли и разгадал твое коварство. Разве я не понял, что это ты приказал коротышу молчать? Что ты привел его шпионить за мной в моих собственных покоях? И все же из нашей беседы я узнал имена и цели всех твоих приспешников. Да! Левой рукой ты превращаешь меня в щит против Мордора, а правой приводишь сюда скитальцев с севера, дабы вытеснить меня.

Но говорю тебе, о Гэндальф Митрандир, что не буду твоим орудием! Я Наместник из дома Анариона. И не желаю стать безмозглым управляющим при троне выскочки. Даже если бы он представил мне все доказательства, все равно он происходит всего лишь от Исильдура. Я не желаю кланяться последнему представителю рода оборванцев, давно лишившихся власти и достоинства.

— Что же вы сделали бы, если бы могли? — спросил Гэндальф. — Чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы все шло так, как во все дни моей жизни, — ответил Денетор, — и во дни моих праотцев: я хочу быть повелителем города и оставить свой трон сыну, который был бы хозяином самому себе, а не учеником колдуна. Но если судьба отказывает мне в этом, то не нужно ничего: ни жалкой жизни, ни половинной любви, ни униженной чести.

— Мне не кажется, что наместник, верой и правдой исполнявший свой долг, лишается чести или любви, — возразил Гэндальф. — И уж во всяком случае вы не должны лишать своего сына права выбора, пока его смерть под сомнением.

Тут в глазах Денетора снова вспыхнуло пламя. Взяв камень под мышку, он вынул нож и двинулся к носилкам. Но Берегонд бросился вперед и встал между ним и Фарамиром.

— Ах так! — воскликнул Денетор. — Ты уже украл половину любви моего сына. Теперь ты крадешь сердца моих рыцарей, так что те в последний миг отнимают у меня сына. Но в одном ты не помешаешь мне исполнить мою волю: я сам распоряжусь своей смертью.

Сюда! — позвал он слуг. — Сюда, если вы не изменники!