Хотя наместники мнили, будто лишь им ведома эта тайна, я давно догадывался, что в Белой башне хранится по меньшей мере один из Семи Видящих Камней. В дни своей мудрости Денетор и не думал использовать его, не желая бросать вызов Саурону и сознавая пределы собственной силы. Но мудрость его слабела, и боюсь, что когда опасность, грозящая его королевству, возросла, он заглянул в Камень и был обманут. Вероятно, со времени ухода Боромира наместника обманывали не раз. Он был слишком могуч, чтобы подчиниться воле Темной Силы, но тем не менее видел лишь то, что эта Сила позволяла ему видеть. Знания, которые он таким образом получал, несомненно, нередко оказывались полезны. Но великая мощь Мордора, которую показывали Денетору, сеяла отчаяние в его сердце, пока он не обезумел.
— Теперь я понимаю, что показалось мне странным! — проговорил Пиппин, вздрагивая. — Повелитель ушел из комнаты, где лежал Фарамир, и лишь когда он вернулся, я впервые заметил в нем перемену: он казался постаревшим и разбитым.
— В тот самый час, когда Фарамира принесли в башню, многие из нас видели в покоях на самом верху странный свет, — сказал Берегонд. — Но мы видели такой свет и раньше, и в Городе давно говорили, что порой повелитель мысленно борется с Врагом.
— Увы! Значит, моя догадка верна, — сказал Гэндальф. — Так воля Саурона проникла в Минас-Тирит, и это задержало меня здесь. Я вынужден буду еще некоторое время оставаться здесь, ибо скоро появятся и другие больные помимо Фарамира.
А сейчас я должен спуститься и встретить тех, кто придет. То, что я видел на поле, глубоко опечалило мое сердце, а ведь может прийти еще большая печаль. Идем со мной, Пиппин! А вы, Берегонд, вернитесь в цитадель и расскажите начальнику гвардии о том, что произошло. Я думаю, ему придется отстранить вас от службы, но передайте, что я советую отослать вас в Дома Исцеления охранять воеводу Фарамира, служить ему и быть рядом, когда он очнется – если очнется, – ибо вы спасли его от огня. Идите же! Я скоро вернусь.
С этими словами Гэндальф повернулся и вместе с Пиппином направился в нижний город. И пока они спешили вниз, ветер принес серый дождь, и все пожары погасли, и на их месте поднялись столбы дыма.
Глава VIII
Дома Исцеления
Глаза Мерри, когда он подходил к разрушенным Вратам Минас-Тирита, туманили слезы и усталость. Хоббит обращал мало внимания на разруху и трупы. Огонь, дым и зловоние наполняли воздух, ибо много машин вместе со множеством убитых было сожжено или сброшено в огненные ямы, и повсюду лежали тела огромных южных чудовищ, полусгоревших, или убитых камнями из катапульт, или сраженных впившейся в глаз стрелой доблестных лучников из Мортонда. Дождь прекратился, в небе заблестело солнце, но весь нижний город по-прежнему был окутан удушливым вонючим дымом.
Уже расчищали путь через обломки и иные следы битвы, и вот от Ворот принесли носилки. Эовин осторожно уложили на мягкие подушки, а тело короля накрыли драгоценным золотым покрывалом, и вокруг несли факелы, и ветер раздувал их пламя, бледное в солнечных лучах.
Так прибыли в столицу Гондора Теоден и Эовин, и все, кто видел их, обнажили и склонили головы. Процессия проследовала через пепел и копоть сожженного круга и двинулась вверх по каменным улицам. Мерри этот подъем показался вечным, бессмысленным путешествием в ненавистном, все длящемся и длящемся сне, движущимся к неизвестной развязке, которую невозможно удержать в памяти.
Мало-помалу факелы впереди замигали и погасли. Шагая во тьме хоббит, думал: «Этот туннель ведет к гробнице, там мы и останемся навсегда». Но внезапно в его грезы ворвался живой голос:
— О, Мерри! Благодарение небу, я нашел тебя!
Мерри поднял голову, и туман перед его глазами поредел. Пиппин! Они столкнулись на узкой пустой улочке нос к носу. Мерри протер глаза.
— Где король? — спросил он. — И Эовин? — Тут он пошатнулся, присел на чей-то порог и опять залился слезами.
— Их унесли наверх, в цитадель, — сказал Пиппин. — Ты, похоже, уснул на ходу и свернул не туда. Когда обнаружилось, что тебя с ними нет, Гэндальф послал меня на поиски. Бедный старина Мерри! Как я рад снова видеть тебя! Но ты совсем умаялся, так что не стану донимать тебя расспросами. Скажи только, ты не ранен?
— Нет, — ответил Мерри. — Вроде бы нет. Но с тех пор, как я заколол его, Пиппин, у меня отказала правая рука. А меч сгорел, как деревяшка.
Пиппин встревожился. — Пойдем-ка побыстрее, — сказал он. — Жаль, я не могу тебя отнести. Хватит тебе ходить на своих двоих. Тебя вообще нельзя было пускать своим ходом, но ты уж прости их. В Городе произошло столько ужасного, Мерри, что легко было просмотреть одного бедного хоббита, возвращающегося с битвы.
— Не всегда плохо, когда тебя не замечают, — сказал Мерри. — Вот совсем недавно меня не заметил... нет, нет, не могу говорить об этом. Помоги, Пиппин! У меня опять темнеет в глазах, а рука такая холодная...
— Обопрись на меня, Мерри, дружище! Идем! Потихоньку, шаг за шагом. Тут близко.
— Вы меня похороните? — вдруг спросил Мерри.