Волнолом

Глаза у Ольги стали огромными от испуга, но взвизгнуть она не успела — Генрих мягко зажал ей ладонью рот.

— Это я. Не кричи, пожалуйста. Не будешь?

Она качнула головой, и Генрих убрал ладонь.

— Ты соображаешь вообще? — спросила она сердито. — У меня чуть сердце не выскочило!

— Прости. Ты одна?

— Как видишь. Ты почему вчера не приехал? Не позвонил?

Генрих прикинул — она, похоже, не знает, что он в бегах. Значит, посол ничего ей не рассказал. И ребята из «тройки» к ней не совались, наблюдают издалека. Держат её в неведении, чтобы она не спугнула Генриха, если тот решит её навестить.

— Вчера я не мог, — сказал он. — Честное слово. Ситуация усложнилась.

— Это да, — принюхалась Ольга. — Что пил?

— Настойку, — солидно ответил Генрих. — Но это не относится к делу.

— Ладно, пошли уже. Или будем на пороге стоять?

— Оля, — придержал он её, — у меня к тебе одна просьба. Если вдруг позвонит посол, не говори, что я у тебя.

— А что?

— Просто не говори. Обещаешь?

— Ладно, ладно! Чего вцепился?

— Не буду больше. Веди.

— Голодный, наверно?

— Нет, не голодный. Устал. Посижу немного. Буквально пару минут…

Он рухнул в мягкое кресло. Ольга, приглядевшись к нему, нахмурилась:

— Генрих, что с тобой? Генрих!

— Ничего, — сказал он. — Хороший был дед… Пойми, он сам так захотел, сам! В здравом уме, в твёрдой памяти… Вы, говорит, молодой человек, не спорьте… Это я-то — молодой человек… Хочу, мол, чтобы дирижабли не падали… Герой-теоретик, пёс бы его подрал… И главное, всё на моих глазах… Костёр на столе… Клинок, понимаете, закалился… Сказки народов севера…

Он ещё что-то говорил, сбивался, начинал снова, а Ольга, сев к нему на колени, целовала его и гладила по лицу. Потом он молчал, прижимая её к себе, а за окном надрывался ветер.

— Нацарапаю себе ещё одну руну, — сказал Генрих, несколько успокоившись. — Легонько, чтобы только до утра продержалась. А то засну ненароком.

— Не надо царапать. Я тебе дам отвар. Там травка такая, почти волшебная. Можешь сидеть всю ночь, а утром всё равно будешь бодрый.

Он улыбнулся через силу.

— Так вы у нас, фройляйн Званцева, ещё и ворожить изволите на досуге?

— Нет, герр фон Рау, не обессудьте. Такими талантами похвастаться не могу. А вот травница знакомая есть.

— Так, погоди. Знакомая травница?

— Да, а что такого? Землячка. Из империи, я имею в виду. У нас там это почётно, не то что в вашем Девятиморье. Впрочем, что с вас взять? Дикари-с.

— Следите за язычком, сударыня. Вы порочите страну пребывания.

— Докладывать побежишь?

— Нет, Оля. — Он чмокнул её в макушку. — Докладов с меня достаточно. Но завтра утром мы с тобой соберёмся и знакомую твою навестим.

— Зачем это?

— Хочу задать ей пару вопросов. Насчёт её ремесла. Это важно. Помнишь мою историю? Там тоже была такая вот…

— Я помню, — сказала Ольга. — Спросить-то можно — Варя девица невредная, без закидонов. Если понравишься, то, может, что-нибудь и расскажет.

— Задействую всё своё колоссальное обаяние.

— Не переусердствуй только, мастер-эксперт.

Дав Генриху это ценное наставление, Ольга зашевелилась и стала выбираться из кресла. Пояснила:

— Пойду траву заварю.

— Служанке не доверяешь?

— Не в доверии дело. Лучше самой.

Вернулась она минут через десять. Принесла две большие чашки с дымящимся ароматным напитком. Одну протянула Генриху, из другой хотела отпить сама.

— Стой, — сказал он, — а тебе зачем?

— С тобой посижу.

— Не надо, Ольга. Подожди, не спорь. Я серьёзно. Мне не помешает собраться с мыслями. Может, я что-то упустил. В общем, раз уж спать мне нельзя, то надо использовать время с толком. Все обдумать, наметить план. Тебе совершенно незачем маяться со мной за компанию. Поверь, мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты мирно дрыхнешь под одеялом.

— Я не хочу оставлять тебя одного.

— Так будет лучше. Правда.

— Ну хоть в спальню-то проводишь, мыслитель?

— В спальню провожу.

Он допил отвар и поднялся.

***

В гостиной было темно. Уличный свет не проникал сквозь плотные шторы. Генрих сидел, откинувшись в кресле, и размышлял. Вернее, пытался размышлять. Получалось плохо. Память то и дело возвращала его в кабинет к историку. Старик кивал, говорил «Смелее!» и превращался в стеклянное изваяние. Осколки сыпались на пол, бумага сгорала на алтаре, и всё начиналось заново.

Генрих подумал, что надо чем-то себя отвлечь, иначе толку не будет. Вспомнив, что видел на столе подложку для светописи, проковылял туда и зажёг торшер. Взял лист бумаги и вывел свой псевдоним для входа в «беседку».

Что обсуждают в Стеклянном веке? Посмотрим.

Несмотря на ночное время, в «беседке» кипела жизнь. Реплики следовали одна за другой. Похоже, забава была в этом мире гораздо более популярна, чем в прежнем. Стиль общения, правда, несколько удивил.

Некий Луч-из-Тьмы предупреждал, например, заранее: «Железноголовым, у которых шестерёнки вместо мозгов, читать противопоказано! Технофилы — ступайте мимо! А всех адекватных господ, для которых светосияние — не пустой звук, приглашаю в мой уголок. Выкладываю по главам трактат о постижении ослепительной данности…»