Волею богов

До площади трёх храмов добрались без препятствий. Даже если кто и замышлял напасть на царственную особу, то побоялся стольких вооружённых людей. Одинокие путники, которые иногда попадались на пути, тут же спешили схорониться на боковых улицах. Зато уже на подступах к пирамидам слышался гул толпы. Внимать правителю пришло больше народу, чем тогда в день двенадцать-тростник по зову Илькауалока. Его сторонники хоть и оказались в меньшинстве, но не сдавали позиций и не выпускали из рук дубин и топоров. Напротив них выстроились ополченцы Мипоцкоатля и стражники, присланные сиуакоатлем. Главе Тламанакальпана предстояло выступать с крыши длинного здания на высокой платформе – дома собраний жрецов. Там фигуру оратора было хорошо видно, а ещё позади него прекрасно просматривалось и святилище Тлакацинакантли, и главная улица с ритуальными платформами, тлачтли, текиуакалли, зданиями школ и библиотек, будто бы вся столица находилась за спиной венценосца.

Воины расчистили коридор и ощетинились копьями. Жертвователи расположились группами и перенастроили невидимую защиту. Пока шла подготовка один из соглядатаев успел доложить первосвященнику, что несколько смутьянов решили покинуть площадь, но ополченцы Мипоцкоатля преградили им дорогу и не дали уйти. Истаккальцин и Несауальтеколотль поднялись наверх и заняли места среди других членов совета. Наконец по лестнице поднялся сам Уэмак и подошёл к парапету. Только сейчас Голодная Сова сумел разглядеть изысканнейшее облачение властителя. Длинный плащ до самого пола являлся шедевром кропотливого труда амантеков. Он сверкал всеми красками птичьего покрова и переливался на солнце. Несколько человек целыми сутками выкладывали и закрепляли сложный узор на ткани. Края маштлатля с рельефными нефритовыми нашивками выбивались из-под набедренника из шкуры ягуара. Массивный головной убор сипактли изображал морду крокодила с открытой пастью. Каждая чешуйка представляла собой тончайшую пластинку из жадеита или бирюзы. Камнерезы отполировали их до блеска и плотно подогнали друг к другу. Дёсны сделали из морских раковин, зубы – из оникса, глаза – из обсидиана. Самоцветы играли в лучах дневного светила и посылали солнечные зайчики во все стороны, словно сотни зеркал. Роскошный многоуровневый плюмаж поднимался высоко вверх и распадался множеством ярких пучков, а внизу переходил в спинную розетку, которая покачивалась, словно крылья бабочки. Плечи и грудь покрывало ожерелье из золота и драгоценных камней. Браслеты на руках и ногах, а также бахромчатые наколенники звенели десятками бубенцов. От количества перьев кецаля захватывало дух. Они, словно побеги маиса, вырастали из маски первобытного монстра, расходились веером на затылке и за плечами, обрамляли все украшения, свешивались с ушных вставок и даже покрывали ремешки сандалий. Сам владыка выглядел молодо, за время строительства Тламанакальпана он повзрослел, но не постарел, раздался в плечах, стал крепче телом и смотрелся теперь словно сам могучий Титлакауан. Твёрдая походка, уверенный взгляд, горделивая осанка невольно вызывали благоговейный трепет. Воистину, он казался живым воплощением всех достоинств мужа, воина и царя.

При виде тлатоани толпа зашумела. Лишь далеко сзади бунтари сохраняли презрительное безмолвие. Правитель поднял ладонь, и люди замолчали. Он выждал немного, а затем начал. Сильный голос разнёсся по площади и многократно отразился от граней пирамид: