Влюбленный злодей

– Когда барышня очнулись, то поначалу говорить совсем не могли, – начала Евпраксия. – Верно, горло у них заполохнуло, или язык со страху отнялся. Я бы, ежели такое со мной случилось, так, верно, совсем померла бы со страху… – Горничная чуть помолчала, представив, наверное, свое состояние после того, как на нее напали ночью, затем продолжила: – Я тогда спросила барышню: может, родителей ее разбудить да сюда позвать? Ну, то есть генерала с генеральшей, – пояснила Архипова для меня, будто я не знал, кто родители Юлии. – Но барышня покачали головой и прошептали так тихо, что я едва различила, мол, папеньку и маменьку будить сейчас не стоит, и что утром она сама им расскажет, что произошло. «А что же такое произошло»? – спросила я. И барышня мне рассказали, что к ним в комнату забрался этот, как его, Скабрезный…

– Скарабеев, – поправил я.

– …ага, он самый, – согласилась горничная, – и стал ее душить и всячески измываться над нею. Еще он хотел над ней снасильничать, но я стала стучать в дверь и его спугнула. Так барышня сказали. А еще сказали, что я их спасла…

– Так и есть, – заверил я Евпраксию.

Собственно, делать мне больше в доме Борковских было нечего. Конечно, надлежало для порядку еще расспросить генерала, но вряд ли Александр Юльевич расскажет мне что-то новое.

А вот поговорить с доктором Мокроусовым касательно болезни графини Юлии Александровны и попытаться отыскать неизвестно куда подевавшегося лакея Григория Померанцева, практически изгнанного из дома Борковских за подозрение в преступной связи с поручиком Скарабеевым, следовало безотлагательно.

7. Нижегородский дом скорби

Психиатрическая клиника на углу Тихоновской и Провиантской улиц находилась в четырех кварталах от городского кремля.

Нижегородский Дом скорби представлял собой два одноэтажных особняка с мезонинами, что выходили фасадами на чистенький огороженный садик для прогулок с лавочками и небольшими сосенками. В одном доме было женское психиатрическое отделение, в другом – мужское. Именно в эту клинику переехало из старой Мартыновской больницы в мае тысяча восемьсот восемьдесят девятого года психиатрическое отделение. И в мае же появился новый заведующий клиникой – Петр Петрович Кащенко. Скоро он подтянул к себе своих учеников и сподвижников, среди которых был врач-психиатр и невролог Зиновий Федотович Мокроусов, возглавивший женское отделение клиники. С ним-то я и намеревался переговорить относительно заболевания Юлии Борковской.

За больничную ограду я прошел беспрепятственно, а вот чтобы ступить в женский корпус клиники, мне понадобилось показать свои бумаги и назвать причину визита то ли охраннице, то ли медицинской сестре, статью похожей на знаменитого «короля гирь» Петра Крылова. Более того, она еще и проводила меня сквозным коридором женского отделения клиники до самого кабинета Зиновия Федотовича и доложила ему обо мне.

– Вы можете войти, – сказала она мне, выходя из кабинета.

– Благодарю вас, сударыня, – ответил я и шагнул за порог.

Врач Мокроусов был типично докторской внешности: усы, клинообразная бородка, не очень ухоженная за неимением лишнего свободного времени; зачесанные назад волосы открывали высокий большой лоб. Из-под стекол пенсне на меня был направлен внимательный, все понимающий взгляд.

На вид доктору было лет сорок, может, немного больше. Когда я вошел, он завершал разговор с молодым врачом:

– Индивидуальный подход к каждому больному, трудовая и культурная терапия и, конечно, медикаментозное лечение – вот та почва, которая позволит нам вернуть в обычную жизнь совершенно здоровых и абсолютно полноценных людей…

Молодой врач ушел, Мокроусов обратил взор на меня.

– Судебный следователь по особо важным делам Московской судебной палаты коллежский советник Воловцов Иван Федорович, – представился я. – Мне бы хотелось поговорить по поводу одной вашей больной, которую вы наблюдаете.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Зиновий Федотович, взглянув на меня поверх пенсне.

– Юную графиню Юлию Александровну Борковскую, – ответил я и пытливо посмотрел доктору прямо в глаза.

– И что вы хотите знать? – поинтересовался Мокроусов, не выдержав моего прямого взгляда и отведя глаза.

– Характер и название заболевания, его степень; как заболевание проявляется, чем грозит в данный момент и каковы возможные осложнения… – пояснил я.

– То есть вы хотите знать все, – в некоторой задумчивости заключил Зиновий Федотович. – А вы слышали о таком понятии, как профессиональная врачебная тайна? Об этом напрямую говорит врачебный устав.