Поблагодарив доктора за беседу, я вышел из его кабинета и пошел коридором к выходу. По правую и левую руку от меня находились комнаты для душевнобольных. Некоторые двери были открыты, и я мог видеть, чем заняты пациентки клиники. Кто-то сидел на койке, раскачиваясь, как маятник. Кто-то восседал совершенно недвижимо, уставившись в одну точку. Кто-то ходил из угла в угол, ни на миг не останавливаясь. Особенно поразила меня женщина, которая стояла спиной к коридору и непрерывно причесывалась, смотрясь в круглое зеркальце, что держала в руке. Женщина была молода, волосы ее ниспадали едва ли не до пояса. Когда я проходил мимо ее комнаты, она посмотрела на меня через зеркальце, и на миг я увидел ее глаза. Они были безмятежны и не выражали абсолютно ничего. И если глаза – это зеркало души, то душа у этой женщины была совершенно пуста…
8. Допрос генерала Борковского
Так получилось, что я стал свидетелем утреннего рапорта городских приставов полицейских частей у полицеймейстера барона фон Таубе. Я пришел к нижегородскому полицеймейстеру с единственной целью: просить помощь в розыске лакея Борковских Григория Померанцева, пропавшего после того, как его рассчитали и с позором изгнали из дома.
Начальник нижегородской полиции познакомил меня со своим помощником по сыскной части подполковником Александром Алексеевичем Знаменским и поручил ему разрешить мой вопрос положительно.
Подполковник Знаменский оказался общительным веселым человеком, весьма тучным, с круглой, как у кота, головой. Он исполнял должность помощника полицеймейстера более десяти лет и дело свое, как мне показалось, знал до малейшей тонкости. То есть полицеймейстеры Нижнего Новгорода один за другим сменялись, а Александр Алексеевич как был начальником сыскного отделения и помощником полицеймейстера, так им и оставался.
Мы уселись со Знаменским в дальнем конце стола, и только я стал излагать главному нижегородскому сыскарю свою просьбу, как в кабинет к полицеймейстеру стали входить приставы полицейских частей города.
То ли барон фон Таубе не осмелился предложить мне, равному ему по чину, на время рапорта покинуть его кабинет, то ли не хотел держать приставов в своей приемной, дожидаясь, покуда мы со Знаменским разрешим мой вопрос. А может, нижегородский полицеймейстер желал показать перед московским гостем, то бишь мной, стиль своей работы, о чем я, вернувшись в Первопрестольную, мог бы указать в своем отчете в положительном свете…
На утренний рапорт у полицеймейстера, как обычно, прибыли приставы всех четырех полицейских частей города. Надлежало отчитаться перед Сан Санычем (так за глаза называли приставы нижегородского полицеймейстера полковника Александра Александровича барона фон Таубе) о выполнении его личных распоряжений, доложить о происшествиях на территориях своих частей и предпринятых мерах.
Кажется, самый длинный рапорт имел пристав Первой полицейской части. Краем уха я слышал, что в трактире Березина заделан, наконец, тайный ход, ведущий прямиком в бани с девками. И еще, что на Черном пруду померзли померанцевые деревья, а сам пруд, вернее, его окрестности освобождены от засилья дешевых проституток, которые гуртом перебрались в «веселые» дома на Алексеевской улице.
– Что показал санитарный осмотр дворовых территорий? – поинтересовался полицеймейстер, покосившись в мою сторону.
– На Большой Покровке, Осыпной и Малой Печерской выявлены некоторые нарушения санитарных правил и норм, согласно городового положения от одна тысяча восемьсот семидесятого года. Мною отдано домовладельцам распоряжение провести должным образом необходимые санитарные мероприятия и все выявленные недостатки непременно устранить к Рождеству, – ответил пристав, также покосившись в мою сторону.
– Не слезайте с домовладельцев, покуда они не сделают все, как должно, – заметил приставу фон Таубе. – А то они доходы с домов имеют немалые, а тратиться на благоустройство и содержание в должной чистоте домовых территорий и дворов не особо желают… Что еще имеете доложить?
– Еще в ресторане Молоткова один из гостей отказался оплатить заказ, назвавшись родственником нашего вице-губернатора. Был препровожден в участок для выяснения личности. И это. – Пристав переступил с ноги на ногу, тем самым выказав нерешительность, но все же продолжил: – Опять поступила жалоба на сыскного агента Германца в присвоении чужого имущества…
– Слышали, Александр Алексеевич? – повернулся к своему помощнику полицеймейстер Таубе, помрачнев лицом. – Окоротите вы своего сыскаря, в конце концов. Иначе нам придется выгнать его со службы с позором и волчьим билетом…
– А кто это – Германец? – шепотом поинтересовался я у Знаменского, поскольку господин полицеймейстер продолжил принимать рапорты у своих приставов.