Влюбленный злодей

– Михаил Германец – мещанин, возрастом сорок пять лет. Наш Ванька-каин… – Помощник пристава усмехнулся и посмотрел в сторону. – В прошлом у него четыре судимости и недоказанное соучастие в ограблении купца Бугрова. Да и нынче, как видите, своих привычек он не оставляет. И в то же время, – подполковник повернулся и посмотрел на меня вполне серьезно, – наш лучший сыскной агент.

– А сколько у вас всего агентов? – тихо спросил я.

– Четырнадцать, – так же тихо ответил подполковник Знаменский. – Трое из них – штатные, на помесячном окладе. В том числе и Михаил Германец. – Помощник полицеймейстера по сыскной части немного помолчал. – Два года назад наш губернатор его превосходительство генерал-лейтенант Павел Федорович Унтербергер едва отстоял перед Департаментом полиции финансирование сыскной части и ее агентов-сыщиков. А ведь хотели их сократить до шести единиц и, соответственно, урезать фонд их жалованья. Слава богу, Департамент полиции пошел нашему губернатору навстречу. А иначе нашей сыскной части пришлось бы тяжеленько… – Александр Алексеевич вздохнул и снова посмотрел в сторону. Эта его привычка проявлялась, похоже, когда ему было немного неловко. – Что же касается агента сыскного отделения Германца, то недавно он вместе с еще одним агентом задержали на Похвалинском съезде банду из пяти мужиков и трех баб, занимающуюся разбоями и грабежами. А до этого именно Михаил Германец разоблачил убийцу Жидкова, на счету которого было восемь жертв, включая трех женщин и одного восьмилетнего мальца. Он же, Германец, отыскал дом, в котором было налажено производство поддельных серебряных монет, и изловил по одному всю банду фальшивомонетчиков. А с их главарем у Германца состоялся даже личный поединок на кулаках один на один. Хотя Германец имел при себе заряженный револьвер. И он уложил-таки главаря наземь! Тот же Михаил Германец вычислил шайку воров и нашел ценные вещи и дорогие изделия, украденные из художественного музея, располагающегося в Дмитриевской башне нашего кремля… Так что Германец – феноменальный сыщицкий талант, смею вам заметить, – и добавил без тени сомнения: – Именно его я и хочу вам порекомендовать…

Мне ничего не оставалось, как положиться на рекомендацию Александра Алексеевича. Тем более что, когда утренний рапорт у полицеймейстера фон Таубе закончился, для разговора со мной был вызван сыскной агент Германец.

Он мне определенно понравился. Внимательные пытливые глаза, неспешность движений, продуманность ответов на вопросы, которые я ему задавал, – все указывало на человека, которому можно без тени сомнения доверить розыск пропавшего лакея Борковских. Удивительно было другое: как в этом человеке со всеми его прочими качествами, включая талант сыщика, уживалась скверная привычка присваивать чужое.

* * *

Покуда наилучший (и вороватый) нижегородский сыскной агент Михаил Германец по моему поручению разыскивал бывшего лакея Борковских Григория Померанцева, мне удалось допросить генерала Александра Юльевича и его дочь Юлию.

С генералом было все просто: я прошел в кремль, нашел здание кадетского корпуса, сказал дежурному офицеру, что мне необходимо побеседовать с генерал-майором графом Александром Юльевичем Борковским, после чего был немедленно препровожден в его приемную.

Подождав всего пару минут, я был приглашен секретарем директора кадетского корпуса в кабинет и, пройдя по ковровой дорожке к массивному резному письменному столу из красного дерева, представился плотному мужчине лет пятидесяти пяти и спросил:

– Вы можете уделить мне немного времени?

– Немного – это сколько? – в свою очередь спросил генерал.

– Полагаю, с четверть часа, не более, – ответил я.

Директор кадетского корпуса граф Борковский жестом пригласил меня присесть и сел сам, вопросительно глядя и ожидая моих вопросов с неохотою и, как мне показалось, с некоторой настороженностью. Я даже подумал, отчего это генерал если не страшится, то в достаточной степени опасается разговора? Но подходящего ответа не отыскал…

Показания графа Александра Юльевича были неточными и весьма отрывочными. Он часто ссылался на скверную память и, похоже, не кривил душой: скорбные события, произошедшие за последние несколько месяцев в его семье, вне всякого сомнения, помутили его память. Он и по сей день был потрясен случившимся, не зная, как справиться с навалившимся грузом, и за несколько прошедших месяцев постарел, верно, лет на десять…

– Негодяй Скарабеев… влез в комнату моей дочери… надругался над нею… нанес ранения, к счастью, не слишком тяжелые, и если бы не горничная Евпраксия, все могло бы закончиться гораздо хуже…

– Как ваша дочь узнала, что это был поручик Скарабеев? – задал я вопрос, который не мог не задать.

– Повязка, закрывающая его лицо, сползла. И в свете луны Юлия увидела, кто является ее мучителем…

Генерал замолчал, с трудом подавляя внутреннее негодование, готовое вот-вот вылиться наружу. А затем я услышал то, что не ожидал услышать от военного человека: