Влюбленный злодей

– Одним словом, генеральская дочь пришлась вам не по вкусу, – не очень доверчиво, ничего не утверждая и как бы ни о чем не спрашивая, произнес я, сумев, однако, подыскать нужную интонацию.

– Ну… да. Если говорить честно, то я бы лучше приволокнулся за ее матушкой, нежели за ней, – будто бы размышляя вслух, сказал Скарабеев.

– А вы ей понравились, как вы думаете? – снова поинтересовался я.

– Да, – просто ответил Виталий Ильич.

– И как вы это определили?

– Такое всегда можно почувствовать, разве не так? – в свою очередь поинтересовался отставной поручик.

– Так, – согласился я.

– И разве не является доказательством то, что, когда генерал пригласил всех офицеров кадетского корпуса на званый обед, она попросила, чтобы место для меня было рядом с ней? – добавил Виталий Скарабеев очень весомый аргумент.

– А вы откуда знаете, что это Юлия Александровна попросила посадить вас подле себя? – спросил я, отметив, что один из вопросов, на которые я намеревался найти ответ в первую очередь, кажется, уже разрешился.

– Она сама мне это сказала, когда мы сидели рядом за столом, – ответил отставной поручик. – А потом, после обеда, она буквально не отходила от меня ни на шаг. Все рассказывала, какая она благочестивая, сколько раз на дню молитвы творит и о каких благих делах помышляет. И как сердце ее скорбит о бездомных животных, пропадающих в холоде и голоде без людского призору. Знаете, я человек отнюдь не сентиментальный. К тому же мне нет никакого дела до бездомных кошек и собак. Вот я и ляпнул ей: жаль, мол, что она мало похожа на свою красивую мать. Так просто сказал, не зло, конечно, а немного насмешливо, чтобы она отстала от меня. К тому же ее ухажер, поручик Депрейс, буквально прожигал меня взглядом. А потом стали появляться эти письма…

– …которых вы не писали, – вставил я.

Очевидно, в моих словах явно читалась недоверчивость, поэтому отставной поручик Скарабеев как-то отстраненно и с сожалением глухо произнес:

– Не писал.

– Однако в деле имеются ваши собственные письменные признания, что оскорбительное письмо поручику Анатолию Владимировичу Депрейсу, вызвавшее дуэльный поединок между вами, и письма с угрозами, оскорблениями и клеветой, адресованные представителям семейства Борковских, писали вы, – сухо заметил я.

– Я принужден был написать таковые признания, чтобы не допустить судебного разбирательства, которое опозорило бы честь нашей фамилии, меня и, главное, моего отца, всю жизнь проведшего в служении Отчизне и Государю Императору. Отец и так имел много поводов расстраиваться из-за меня и моих неблаговидных поступков, ранее совершенных. И такого тяжкого позора, который ему грозил, дойди это дело до суда, совсем не заслужил, – парировал мое предыдущее замечание отставной поручик. – Кроме того, Анатолий Депрейс, склоняя меня признаться в авторстве анонимных писем, сказал мне, что он и подпоручик Архангельский наняли трех экспертов, и все трое признали в анонимных письмах мой почерк. Депрейс сказал, что «их показания решат все дело в суде, и я, поручик Скарабеев, буду официально признан в авторстве этих писем». Как потом оказалось, поручик Депрейс и подпоручик Архангельский никаких экспертов не нанимали. Этот Депрейс просто взял меня на пушку…

– Почему же эти письма все же приписываются вам? – задал я сильно интересующий меня вопрос.

– А вы будто бы не знаете! – вскинулся Виталий Ильич. – Они же подписаны либо моим именем и начальной буквой фамилии, либо моими инициалами. Так что догадаться, – язвительно произнес он, – кто их написал, было отнюдь не трудно…

– Это я знаю, – заверил я отставного поручика.

– Все просто: кому-то очень хочется, чтобы все думали, что эти подметные письма писал я, – промолвил Скарабеев. – Чтобы лишить меня чести, отнять будущее и тем самым уничтожить!

– И кто же желает вам такой участи? – Этот вопрос я не мог не задать. – Вы об этом задумывались?